Слово за слово и сумбурно начавшийся разговор вышел на более ровную и полезную колею.
Рыжего американца звали Джон Кларк, и он был, в переводе на российский стандарт, доктором медицинских наук, специалистом в травматологии и ещё совсем молодой науке радиологии. По рангу Кларку полагалось бы заведовать кафедрой или, по крайней мере, вести собственную лабораторию и научное исследование. Однако судьба распорядилась иначе…
Весной минувшего, шестидесятого года Евгеника попыталась вывести Конфедерацию из войны, нанеся мощный удар по Нью–Йорку. Бомбардировка с использованием трехфтористого хлора стерла город в щебень и умертвила четыре пятых его жителей. После Нация ещё не раз повторяла химические атаки, в значительно большем масштабе, по всему восточному побережью. Похоже, Кларк кого‑то потерял в той катастрофе, но в этом вопросе американец был крайне скуп, а Поволоцкий не расспрашивал, уважая чужую тайну. И при первой возможности Джон прибыл в Россию, вместе с одним из добровольческих госпиталей…
— Госпиталь? – живо переспросил Поволоцкий. – Настоящий? Со всем оборудованием?
— Университет Гопкинса сформировал за счет благотворительных взносов полностью моторизованный госпиталь на триста коек, — гордо произнес американец, — С двумя рентгеновскими аппаратами, зубоврачебным кабинетом, дополнительным лабораторным оборудованием, экспериментальными радиозащитными павильонами, кабинетом физиотерапии…
— Моторизованный госпиталь?! — Александр возвёл очи к низкому потолку, покрашенному серо–зеленой краской и совершенно искренне сказал. – Господи, ты вознаграждаешь меня за страдания! Целый моторизованный госпиталь с кабинетом физиотерапии и специалистом–радиологом во главе!
И, уже обращаясь к Кларку, он продолжил:
— В резерв, только в резерв! Будете моим последним доводом.
***
Иван перелистнул последнюю страницу доклада. За последние недели ему пришлось очень много печатать, поэтому пальцы закостенели и частично потеряли подвижность. По рангу Терентьеву полагалась собственная секретарша–машинистка, но у Ивана хронически не получалось надиктовывать. Зато когда он садился за аппарат сам, мысли неслись вскачь, нужно лишь вовремя хватать их и бодрее стучать по клавишам.
Болели пальцы, болела шея, устали глаза, несколько часов подряд сфокусированные в одной точке. Терентьев встал из‑за письменного стола и прошелся по домашнему кабинету. Ютта отправилась в магазин, купить чего‑нибудь к ужину. Даже весьма высокопоставленные чиновники, к которым теперь относился Терентьев, отоваривались по карточкам, но работало немало обычных магазинов, только цены в них были отнюдь не божеские. Иван остался наедине с работой и сыном.
