Среди соседей в Торки оставался давний друг родителей знаменитый тогда писатель Иден Филпотс (кто-то слышал о нем?). Его и пригласили стать первым судьей литературных опытов Агаты. Его отзыв был самый вежливый (не обижать же знакомых). «Кое-что из написанного Вами, — писал он, — имеет определенные достоинства. У Вас прекрасное чувство диалога, и Вы могли бы сделать его веселым и естественным. Попробуйте выбросить из Вашего романа все нравоучения; Вы слишком увлекаетесь ими, а для читателя нет ничего скучнее. Предоставьте Вашим героям действовать самостоятельно, так чтобы они сами говорили за себя вместо того, чтобы постоянно заставлять их говорить то, что они должны были бы сказать, и объяснять читателю, что кроется под тем, что они говорят. Пусть читатель разберется сам».
Он дал множество советов по улучшению стиля, лексики и прочего. А мог бы дать всего один совет, пригодный для любого юного автора, создавшего будь то художественный или научный труд. Если автор доволен своим сочинением, оно может оказаться таким замечательным, как ему кажется, или совсем бездарным, но если он не смеет сам о нем судить и просит советов высоких авторитетов, — оно наверняка плохо.
Литературный агент Филпотса, к которому мисс Миллер пришла по рекомендации последнего, без особой деликатности вынес приговор: «Лучшее, что он может посоветовать, это выкинуть эту книгу из головы и написать другую». На сем первый творческий период Агаты Миллер и завершился. Он принес одну пользу: она напрактиковалась печатать на старой машинке Мэдж и с тех пор постепенно отвыкла писать от руки.
8
Три года полувзрослой жизни не прошли даром — они принесли мисс Агате Миллер множество брачных предложений, одно из которых заставляло ее дрожать от негодования на тупоумие поклонника даже спустя целых полвека. Но из серьезных предложений руки она одно почти приняла, а два приняла по-настоящему с одобрения матери. Не многовато ли помолвок? Правда, официальные объявления в газеты не посылались по молодости сторон, но простое «взаимное согласие», известное родственникам, уже считалось преддверием брака. Поэтому вполне понятно, что мисс Миллер, почти год не отвечавшая одному мужчине ни «да», ни «нет», а потом дважды разрывавшая помолвки, явно напрашивалась на всеобщее осуждение за легкомыслие, если не что-то худшее. То, что эти истории не уничтожили ее репутацию, следует признать подарком судьбы, пославшей ей на редкость великодушных поклонников и их родных.
