Дни Крови и Звездного Света | страница 37
Пришла ночь и караван разбил лагерь, выставив охрану. Темнота рябила малыми звуками: суеты, попытками огрызаться. Руки охранников горели на рукоятках, кровь бурлила, глаза метались.
И тогда рабы начали петь.
Этого не случалось ни в одну из предыдущих ночей. Работорговцы были приучены к скулежу от кучки пленных, но не к песне, и это им не понравилось. Голоса чудовищ были грубыми, как раны, сильными, примитивными и бесстрашными. Когда серафимы попытались заставить их замолчать, из толпы сильно стегнул хвост и сбил охранника с ног.
И потом, между одним взметнувшимся пламенем походного костра и следующим, пришли они. Кошмары. Спасители. Они пришли сверху, и работорговцы сначала удивленно подумали, что прибыло подкрепление. Но это были не серафимы. Крылья и крик, рога с шипами, оленьи рога, стегающие хвосты и сгорбленные медвежьи плечи. Щетина, когти.
Мечи и зубы.
Никто из ангелов не выжил.
Освобожденные рабы растворились на местности, таща мечи и топоры — и да, кнуты — их похитителей. В будущем их не так легко будет покорить.
Все осталось, как и было. Здесь тоже было нацарапано послание кровью — такие же слова будут найдены на местах подобных сцен в последующие дни.
«Мы воскресли. Мы восстали. Теперь ваша очередь умирать», — гласило послание.
РАЙ
Однажды ангел и демон полюбили друг друга и осмелились представить себе новый мир. Мир без резни, разорванных глоток и костров падших, без пропащих душ или армий бастардов, без детей, вырванных из рук матерей, чтобы в свою очередь убивать и умирать.
Однажды влюбленные сплелись воедино в тайном лунном храме. Они мечтали о мире, который был похож на шкатулку без драгоценностей, — рай ждал, когда они найдут его и наполнят своим счастьем.
Это был не тот мир.
СТРАНА ПРИЗРАКОВ
Акива, Азаил и Лираз ходили среди мертвых ангелов. Они не разговаривали, только смотрели, их молчание было сломлено яростью. Эти трупы, они были разорваны, словно кошка разорвала мышь. Акива не мог сказать, знает ли он их — размазанная кровь сделала свое дело, — но на нескольких лицах было достаточно плоти, чтобы понять, какие увечья были нанесены. Непристойных улыбок не видели уже поколениями, но все серафимы и химеры знали о них из глубинной памяти. Это был фирменный знак Военачальника.
Именно это он сделал со своим учителем-серафимом, когда восстал из рабства тысячу лет назад и изменил мир. Это был мощный и узнаваемый символ сопротивления.
— Гармония с животными, — сказала Лираз себе под нос. Она бросила ему его же собственные слова, что мог Акива сказать в ответ? То, что солдаты оставляли за собой сожженные деревни, попадавшиеся на пути, и у них не возникло и мысли, что жители ни в чем не виновны. Это прозвучало бы так, словно он считает, что они это заслужили. Акива так не думал, но не мог чувствовать возмущения, только глубокую печаль. Эти солдаты сделали то, что сделали и делали они это в ответ. Так оно и есть на самом деле.
