— Держите. И больше так не делайте. До свидания.
Крайне раздосадованный, он развернулся и пошел к маршрутке, бормоча под нос ругательства.
— Виталик, а может поднимешься? Чайку попьем? А? — чуя за собой вину, крикнула ему вдогонку Демичева. Но тот лишь отмахнулся…
* * * * *
— Что, опять ложный вызов?
— Я эту старуху когда-нибудь своими руками придушу!
— Брось, тут уж ничего не поделаешь: старость не радость. Ну, куда теперь? Обратно в контору?
— В контору, — вздохнул Виталий. — Но! Только через гастроном.
— Понял. Сделаем…
ГЛАВА ВТОРАЯ
СОЦИАЛЬНАЯ ПОМОЩНИЦА
Санкт-Петербург,
22 июня 2009 года,
понедельник, 10:16 мск
Ольга неторопливо прохаживалась возле памятника Фёдору Михайловичу. «Задумчивому Достоевскому», как она его сама для себя окрестила. С некоторых пор небольшая площадка вокруг этого, напрочь лишенного помпезности монумента, сделалась традиционным местом паломничества питерских бомжей и бездомных псин. К слову, последние были еще и «набожными». По крайней мере Ольга неоднократно была свидетельницей того, как местные дворняги начинали истово завывать при первых звуках колоколов церкви Владимирской иконы Божьей Матери. Словом, Федор Михайлович, даже в бронзовом своем облачении, продолжал, словно магнитом, притягивать к себе униженных и оскорбленных.
Нынешний понедельник в определенном смысле являлся судьбоносно-поворотным, будучи первым днем ее работы в подразделении «гоблинов». Андрей сдержал слово и на официальный перевод из «карманного» ушло ровно две недели. Для столь неповоротливой конторы, коей являлся питерский Главк, то было поистине сверхзвуковой скоростью. Правда мстительный Антон Николаевич успел-таки приказом наложить на Прилепину обещанное взыскание. Так что теперь с этим волчьим не билетом, но талоном предложенной должности старшего оперуполномоченного придётся ждать, минимум, полгода. Эта, в принципе сущая ерунда в терминологии составляла однако весьма солидную разницу в должностных окладах. Но падать в ноги к Маклакову и, унижаясь, молить о прощении Ольга, естественно, не стала. Оно конечно: «дух мудрит, а деньга велит». И все-таки то был немного не тот случАй, когда из-за денег можно наступить на горло собственной песне.
Мешок запаздывал. Не лучшая для рядового мужчины черта, но для руководящего состава простительная. Опять же, в милиции всё равно как в армии: опер стоит (сидит, курит, пьет) — служба идет. Памятуя о запальчиво вброшенном Андреем обещании «гардеробной вольницы», в наряде Ольге ныне угадывались элементы небрежной раскованности. Не то чтобы он смотрелся откровенно- вызывающе, но был решён в строгом соответствии с установившейся жаркой погодой. Проходящие мимо неё мужчины, невольно сдерживали шаг, заглядываясь, и подобная реакция льстила Ольге необычайно. Работая в карманной тяге, на такой неподдельный интерес к своей особе рассчитывать не приходилось.
