* * *
Такие вот воспоминания роились в моей голове, когда ровно через тридцать минут я принесла Глебу извлеченные из Интернета статьи Харитоновой. Он удовлетворенно кивнул и сказал, что я — птица на ветвях его души. В устах Спозаранника этот лингвистический изыск означал высшую похвалу и конец аудиенции, но я продолжала в растерянности стоять перед ним, словно ждала чего-то.
— Глеб, ты думаешь, что смерть Харитоновой не была случайностью?
— Скорее это похоже на четко спланированное убийство, — не отрываясь от чтения, ответил он.
— Я хорошо знала Ольгу, мы учились с ней на одном курсе. Кому и зачем понадобилось убивать ее?
— Вот это нам и предстоит выяснить, — многозначительно изрек Спозаранник. — И вместо того, чтобы стоять здесь, обратившись в соляной столб, именно вам, Валентина Ивановна, следовало бы поехать в «Пальмиру» и уточнить обстоятельства смерти вашей сокурсницы.
Я ощутила мерзкий холодок где-то внутри, и первым моим желанием было немедленно отказаться от этого предложения. Но Глеб испытующе смотрел на меня сквозь очки, и под этим взглядом я внезапно ощутила себя трусливой дрянью, готовой предать Хлою. Именно поэтому я согласилась поехать в заповедник.
* * *
В коридорах «Золотой пули» сновали киношники. Режиссер Худокормов распоряжался операторами, которым предстояло снимать интерьер кабинета Обнорского. Мимо меня пробежал актер, приглашенный на роль Спозаранника, который был удивительно похож на Глеба. С тех пор как начались съемки фильма, актеры появлялись здесь часто, стараясь лучше узнать тех, кого им предстояло играть.
— Может, покурим? — подскочил невесть откуда взявшийся Модестов.
— Да отстань ты, — отмахнулась от него я. — И без тебя тошно. Иди вон лучше к жене, она с утра тебя ищет.
Обиженный Миша подошел к окну и галантно поднес зажигалку Асе Барчик. Этой роскошной девице предстояло воплотить на экране Снежану Прибрежную, от лица которой писала Завгородняя. Я искренне пожалела актрису, которой суждено было исполнять роль моей героини, Куницыной, и направилась в буфет.
Там сидели Завгородняя и Железняк, они пили морковный сок и о чем-то оживленно сплетничали. При моем появлении Нонка дернулась и, прихватив с собой недопитый стакан полезного напитка, демонстративно удалилась. Я взяла горячий беляш и молоко, пить которое приучил меня Скрипка, и подсела к Завгородней.
— Слушай, что у тебя с Модестовым? — спросила Светлана.
Отметив про себя, что Железнячка успела поплакаться ей в жилетку, я поковыряла свой любимый беляш, есть который мне почему-то расхотелось, и с раздражением ответила:
