Когда снимается фильм, то делаются дубли, а в сложных ситуациях, если режиссер неудовлетворен каким-то эпизодом, их может быть десять, пятнадцать и даже больше. А это многие километры пленки с вариантами одного и того же эпизода.
Сначала все это начерно сбрасывается, грубо составляется в соответствии со сценарием и замыслом, а потом начинается притирка. Притирка— сначала грубая, потом точная, потом ювелирная и уже затем микроскопическая. Например, если какой-то эпизод заканчивается взмахом руки, то для того, чтобы перейти в следующий эпизод, нужно так точно смонтировать, чтобы рука не оказалась дальше взмаха или хуже всего — вообще была бы опущена. Должен быть пойман тот момент, когда есть незаконченность движения, которая позволяет зрителю домыслить это движение, но в то же время создается возможность перейти к следующему кадру.
В конечном итоге от сценария уже ничего не остается, потому что у изображения свои законы, при этом учитывается все: и погода, и освещение, и даже настроение. Плюс ко всему, есть еще и звук. Этот плюс — такое же количество пленки, только непрозрачной. Все это сопоставить и должен монтажер. Для этого необходимо раствориться в режиссере, полностью подчиниться, обеспечить абсолютный моральный комфорт. Важно держать километры пленки в своем сознании, знать их лучше режиссера. Ведь это творчество, здесь режиссер не всегда до конца знает, что хочет.
Монтажер Светка, юная, пышнотелая, мягкая на вид женщина-профессионал в своем деле. В процессе работы над фильмом доходило до того, что я ей кричал:
— Подожди, подожди! Здесь нужно совсем не это, я думаю что...
В это время она уже бешено перематывала пленку. Работа шла в невероятном темпе, с той скоростью, с которой идет мысль. Отрезался кусочек, он отправлялся в корзину, и вдруг наступал момент, когда в жесте не хватало двух кадров. И пока я только произносил:
-Стой! Стой! Стой!
Она уже соображала, что я заметил незаконченное движение. Тогда она искала другую копию, другой вариант.
Светке было лет двадцать восемь или тридцать. Когда Лера приехала ночью, чтобы дать нам пожрать, она вызвала меня в коридор и сказала:
— И ты хочешь сказать, что эта женщина работает здесь третьи сутки?
Дело в том, что Светка еще и хорошо выглядела — была цветущая, жизнерадостная, тем самым поддерживала состояние подъема и комфортную атмосферу. При этом нужно учесть специфику моего характера, мою раздражительность. Я по десять раз менял свои решения, грубил, обзывался, все, что угодно,
