— О, горе мне! И что теперь? Приказ на меня уже подписан?
— Доиграешься, хамло малолетнее. — Заведующий добродушно глянул на ожидающего продолжения Александра. — Дамочка твоя дочерью солидного человека оказалась. А ты с ней не по-людски…
— Судя по вашему тону, не только я. Угадал?
— Ну уж нет, меня в хамы не записывай, — отмахнулся Эндяшев. — На меня, слава богу, за тридцать с гаком лет ни одной жалобы на плохое обращение…
— Неужели босс не сдержался?! — наигранно удивился Темнов. — Эксклюзивный случай!
— Смеешься? — еще шире улыбнулся городской реаниматолог. — Таких эксклюзивов столько… Впрочем, здесь я Валентина очень даже понимаю. Девица — сущая стерва. Сам едва не сорвался.
— Так что, я спасен?
— Объяснительную напишешь. На имя главного. Кстати, она что-то о вымогательстве говорила…
Темнов на миг посмурнел, но решил крыть ее же козырем:
— А о причине размолвки она не говорила?
— Да не горячись. Своей тупой просьбой она и меня, и Масленникова достала. Но, сам понимаешь, работа у нас такая…
— Если встанет вопрос о деньгах, я подробно опишу весь ход нашей беседы, — с мальчишеским упорством заявил Александр. — А заодно и суть ее предложения… Со всеми нюансами…
— Не мели ерунды! Не фиг бестселлер кропать. Только общие фразы. Типа «хамила», «кричала»… Никаких «угрожала»!.. А о себе — «не сдержался», «сорвался»… И точка! Ее столичный папенька, скорее, для проформы звонил. На дочуркин визг отреагировал. Валя говорит, он не ругался, сказал, что ситуацию понимает, поведения девчонки не одобряет. Но и ты мог бы посдержаннее быть. Извиниться и — смыться. Не уполномочен, дескать. А то сразу посылы раздаешь…
Александр хмуро кивнул.
Через полчаса объяснительная лежала на столе главного врача.
А старушка тихо отошла на третьи сутки, сразу по окончании дежурства Темнова. Впрочем, посмертный эпикриз он набрал еще при ее поступлении в стационар.
Отодвинув раздолбанную клавиатуру, анестезиолог поднялся из-за стола. За прошедшие сорок минут он напечатал едва с десяток напичканных грамматическими ошибками строк. Очевидно, что время для репортерской деятельности было выбрано неудачно.
Требовалась передышка. А еще лучше — сон. Глубокий и непрерывный. В тихом сумраке запертого кабинета. На удобном широком диване. Без сновидений. Причем последнее условие представлялось наиболее желанным. Александр знал, что нынешней ночью ему были бы гарантированы плохие сны. И причина тому — ситуация с девочкой-суицидницей, в которую он оказался втянут. Слова отца обреченной пациентки не только пробудили старые воспоминания, но и настойчиво побуждали к поиску. Если не решения, то, по крайней мере, компромисса. «Но чем я, черт возьми, могу помочь?!. И ему, и его дочурке?!» Беспомощность изматывала сонный мозг, он пытался найти морально оправданную лазейку, дающую некое подобие индульгенции. Но туннеля не было…
