Третья линия | страница 15
— Дунечка, прости меня, — сказал он. — Я на секунду. Меня тут один сумасшедший в гости зовет.
— Хто? — испугалась Дуня. — Куды?
— Да Павлуша. На балкон. Неймется ему чего-то. Я ненадолго.
Он еще раз поцеловал Дуню и вышел на балкон к Павлуше.
— Ну чего тебе? — сердито спросил он.
— Я это… За сыгарэткамы для вас збигав.
— Какими еще сигаретками?
— Так вы ж это… курыты хотилы.
— Да какие ж теперь сигареты? Закрыто всё.
— Ага… всэ позакрывалы, куркули. Нэма сыгарэт, Илья Наумовыч. Може, семочек будете?
— Павлуша, дай тебе Бог здоровья, — покачал головой Илья Наумович. — Ладно, сыпь свои семечки. Ты где так перемазался?
— Так упав… колы за сыгарэтамы вам бигав, — ответил Павлуша, отсыпая Илье Наумовичу пригоршню семечек. — Така грязюка, така грязюка…
Они встали у балконных перил, лузгая семечки и сплевывая вниз шелуху. Небо над городком почернело и порябело от высыпавших на нем звезд. Тихо журчала извилистая речка, сонно шелестели деревья, а над их верхушками плыло красивое зарево.
— Это что там за огонь? — словно очнувшись, удивился Илья Наумович.
— Мабуть, горыть щось, — лениво ответил Павлуша.
— Так там же вроде наш Дом культуры стоит!
— Ну, значыть, вин и горыть.
— Павлуша! — Илья Наумович строго глянул на молодого увальня. — Ну-ка, посмотри мне в глаза. Ты куда бегал?
— Так за сыгарэтамы ж вам.
— Какие еще, к черту, сигареты! Это ты клуб поджег?
— Скажетэ тоже… Чого це я клубы должен жечь? Шо я, зовсим дурный? Зато тэпэр вам квартыру дадуть. Нэ можна ж так, шоб вы на вулыци жилы.
— Ты хоть понимаешь, что тебя посадят?
— Не, нэ посадять, — лицо Павлуши расплылось в улыбке. — У мэнэ це… алиби есть.
— Что еще за алиби?
— Так яж у вас тут свидетель на свадьбе. Я ж нэ можу одною рукою буты свидетелем, а другою клуб жечь. Ой! — Павлуша внезапно сделал большие глаза и хлопнул себя огромной ладонью по губам. — А у вас там ничого ценного нэ було?
— Да ничего особенного, — усмехнулся Илья Наумович. — Зубная щетка, немного денег и моя сегодняшняя брачная ночь.
Павлуша убито покачал головой.
— Щетку я вам куплю, — сказал он.
— Обязательно, — кивнул Илья Наумович. — Павлуша, Павлуша… Даже не знаю, что мне делать — плакать, смеяться, назвать тебя идиотом, расцеловать тебя… Пойдем, Павлуша, позвоним в пожарную часть.
— Думаетэ, вже можна?
— Думаю, уже можно. — Он с нежностью глянул на Павлушу. — Счастлива земля, имеющая таких людей. Конечно, по-своему, но счастлива.
Историю с клубным пожаром удалось замять. Никому особо не хотелось расследовать это темное дело, и пожар приписали самовозгоранию от молнии и летней засухи, хотя на дворе стоял октябрь и никаких гроз не наблюдалось. Глава руководства, в очередной раз изыскав внутренние резервы, выделил Илье Наумовичу и Дуне однокомнатную квартиру в хрущевской пятиэтажке. Через девять месяцев у них родился мальчик, которого, вопреки слову, данному когда-то Ивану Даниловичу, супруги Альтшулеры назвали вовсе не Ваней, а Павлушей. А когда глава обиженно попенял на это Илье Наумовичу, тот ответил, что, когда у них с Дуней родится дочка и потребуется дополнительная жилплощадь, они обязательно назовут девочку не иначе как в его, Ивана Даниловича, честь.