Тогда мы с Лу думали, что все это глупые выдумки. Мы не верили Па. Спрашивали его, зачем Разрушители так делали. А он говорил, что не знает, делали и все. Мы считали, что это все пустые россказни. Но сейчас я своими глазами вижу летающие машины… Кто знает, может, так оно все и было.
Приближается ночь. Ветра нет вообще, ни порывов, ни легкого дуновения. Я так устала. Веки тяжелеют, глаза сами закрываются. Устраиваюсь поудобней в кресле. Нерон нахохлился, устроился у меня на груди, уткнул голову мне в подбородок. Пожалуй, вздремну чуток, а потом пойду дальше.
Вот только глаза закрою.
На чуть-чуть…
* * *
Звук.
Я просыпаюсь. Сразу же. Мускулы напряжены. Готовы к движению.
Нерон открывает один глаз. Я подношу палец к губам. Он знает, что это значит.
Вот опять. Какое-то движение. Снаружи. Потом фырканье. Лошадь. Дрожит, испуганно переступает копытами.
Опускаю Нерона на пол. Сползаю с кресла и пробираюсь в хвост самолета, к дыре в разорванной обшивке. Выскальзываю наружу. Приседаю и прячусь за задними колесами.
Стоит ясная ночь. Лошадь приближается. Мне видны из укрытия ее ноги, а всадника не рассмотреть. Лошадь останавливается. Прямо напротив самолета. Я задерживаю дыхание. Лошадь снова фыркает, вздрагивает. Всадник пинает ее, и она идет дальше.
Лошадь. Четыре ноги вместо двух. Будь у меня лошадь, я бы добралась до Лу за несколько дней, куда бы его ни увезли. Похоже, сегодня ночью мне везет. Вытаскиваю из-за пояса пращу Лу. Беру из кармана камень побольше.
Пробираюсь между самолетами тихо, будто кошка. Колени трясутся. Руки тоже. Представляю, что мы с Лу охотимся на степных куропаток.
Одинокий всадник проезжает мимо. Я выхожу на открытое место и целюсь из пращи.
Я не хочу его убивать. Надо вышибить его из седла и отобрать лошадь. Дрожу от возбуждения. Стреляю. Камень попадает всаднику в руку. Тот вскрикивает.
Мне нужна его лошадь.
Подбегаю и стаскиваю его с седла. Он не сопротивляется. Беру его шею в захват. Он тоненько визжит и пинает меня в лодыжки.
Все это время у меня в голове мелькают мысли. Чего ради этот заморыш отправился в путь один-одинешенек? Голосок писклявый, девчачий, не мужской… Очень знакомый.
Капюшон спадает с головы всадника и…
* * *
— Эй, ты, гад! Отпусти меня! — кричит она. — Ну пусти же!
— Эмми? — удивленно восклицаю я. Сердце замирает. — Эмми?! Ты как здесь оказалась?
Ставлю ее на ноги, хватаю за подбородок, вглядываюсь в лицо. Это и вправду Эмми. Кровь бурлит у меня в жилах, голова вот-вот расколется от злости.
