Гении и злодейство | страница 61
Нигилизм и апокалипсические картины всеобщего разрушения смаковали тогда многие. Но у Маяковского это получалось лучше всех. Видимо, потому, что он был наиболее искренен. Ненависть симулировать куда труднее, нежели любовь.
Вообще-то в своем раннем творчестве Маяковский использовал вполне традиционные представления, разработанные еще романтиками. Такие, к примеру, как «поэт и толпа», богоборчество, романтизацию зла и разрушения. Все это было еще у Лермонтова. Другое дело – Маяковский довел все это до крайности, до логического конца. Все мне не отвязаться от аналогий с рок-музыкой. Ну люблю я ее. Так вот, афроамериканская лирическая песня, блюз, в своей экстремальной форме превратилась в мрачный истошный хеви-метал. То же самое мы видим и у Маяковского. И в этом он был очень созвучен надвигающимся революционным событиям. Потому что марксизм-ленинизм, да и нацизм – это всего лишь доведенные до логического конца идеи, вызревавшие в Европе в течение двух предшествующих столетий.
При всем при этом Маяковский как человек был просто ходячим противоречием. Парень двухметрового роста с квадратным подбородком, угрюмым взглядом уличного хулигана и зычным баритоном, он, мягко говоря, отнюдь не являлся образцом мужественности. Маяковский обладал невероятным набором комплексов и фобий. Так, к примеру, он всю жизнь страдал болезненной чистоплотностью, происходившей из боязни инфекции. Поздоровавшись за руку с человеком, он долго потом протирал руки одеколоном. Воспевая тотальное разрушение, создавая исключительно кровожадные стихи и поэмы («Понедельники и вторники окрасим кровью в праздники!»), Маяковский в реальной жизни патологически боялся боли, а особенно – крови. Своей и чужой. Выступления футуристов часто кончались мордобоем. Самым драчливым в их компании был хлипкий, но злой, как хорек, Алексей Крученых. А вот случаев участия в потасовках амбала Маяковского не отмечено ни одного. Впрочем, может, это и к лучшему. Если бы Маяковский двинул кому-нибудь по башке графином, то поехал бы на каторгу за убийство. Силушкой-то его Бог не обидел.
Да и вообще, за всю его жизнь не замечено случаев, чтобы он применял кулаки. Для литературных нравов того времени (как, впрочем, и любого другого) – случай редчайший. В этой среде драки – ничуть не менее распространенное явление, чем среди гопников. Бывали, знаем. Но дело даже не в кулаках. Маяковский, что называется, плохо держал удар. Когда такая особенность характера у поэта – говорят «тонкая ранимая душа». Когда у солдата или бизнесмена – говорят «слабак». Впрочем, каждому свое. Солдату – солдатское, поэту – поэтово. Возможно, это качество являлось причиной, что Маяковский всегда стремился быть в команде. Качество вообще-то талантливым людям несвойственное.