Я долго лежал без сна, ломая себе голову над этой закавыкой; наконец, часа через три, ко мне пришла спасительная мысль, и я смог спокойно смежить очи до утра.
Утром я сказал так: «Вчера вечером я еще долго размышлял и теперь могу дать тебе совет. Вот что ты должен делать. Ты скажешь патеру: „Я с тобой, но если эти люди испортят нам все дело, то у нас обоих не будет ни гроша, поэтому я буду вести себя так, будто с ними заодно, но я на твоей стороне“. А компаньонам скажи так: „Я с вами, но если я патера сейчас брошу, то не получу разрешения на торговлю, а нам без него никак нельзя, поэтому я буду делать вид, что с ним заодно, но я на вашей стороне“. Таким образом ты выиграешь время и можешь спокойно наблюдать, как станут развиваться события».
Эта идея показалась ему недурственной, и, когда монетка его отца, которая в самых крайних случаях всегда решала, выпадая дважды вверх орлом, и на этот раз подсказала ему: не рвать с патером, и еще: не ссориться с конкурентами, он решил то же, и все именно так и случилось.
В конце концов наступил день вручения искомого документа. Мы уже давно заприметили, что патер подумывает спрятать его в свой карман, дабы остаться хозяином положения; но, когда пришла минута вручения, наш бедный ботаник неожиданно выступил вперед, взял документ и спрятал в собственный карман; по его словам, патер побелел при этом как полотно. Ведь документ был разрешением на торговлю во всем Риме в течение целого месяца — такого не держали в руках даже сами итальянцы.
Теперь настало время столкнуть лбами обе враждующие силы. После вручения документа состоялась конференция заинтересованных сторон, с которой мадьяр вернулся окрыленный. Ему не пришлось даже рта открыть, противники полностью уничтожили друг друга. В пылу сражения кондитер вдруг заявил: «Никакой ты не патер, ты шарлатан, и мы уже предупредили венгерского консула», что вовсе не соответствовало действительности. Эти слова вышибли патера из седла наземь, он переменился в лице, начал заикаться и запинаться. Нужно было нейтрализовать провал, патер посулил кондитеру место в Будапеште, если тот немедленно уедет из Рима. Короче говоря, все кончилось так: патер был полностью обезврежен, кондитер per Schub отправлен в Будапешт, и на следующее утро оба оставшихся конкурента явились к нам с поднятыми лапками, притащив с собой всех незаконнорожденных мышек, чтобы переплавить их в законные. Сначала их как компаньонов еще терпели, но, когда они раза два сплоховали, мадьяр выразил им свое неудовольствие и лишил их пая. Оба они были глупы, на самостоятельное дело не способны, и толку от них не было никакого.
