— Ушел… Доброжен… кажется… — еле слышно прошептал Мичура. — А больше никто…
— Да что произошло?
— Волки…
— Волки?!
Мичура застонал, закатив глаза. Кулема хмуро смотрел на него, о чем-то задумавшись.
— Надо отнести его в город, — тихо сказала Паруша.
— Да, да, — кивнул он.
— А с остальными как быть? — спросила чудянка, брезгливо косясь на мертвецов.
— Можно потом вернуться и собрать прямо здесь погребальный костер, — предложил один из охотников. — Какая жуткая смерть! И очень странно: волки-то в эту пору на людей не нападают.
— Вот я тоже так думаю, — сквозь зубы сказал Кулема. — Все, хватит рассуждать, идем в город.
Новгород только просыпался, когда охотники в мрачном молчании вынесли носилки с Мичурой на главную площадь. Но весть о страшной гибели словенского посольства разнеслась очень быстро.
Кулема стиснул зубы, когда увидел бегущего навстречу друга — Соколика. Его отец, Сокол, был среди погибших. Одно дело — сообщить товарищу о смерти отца. И совсем другое — рассказать в подробностях, что ты видел: о телах, превратившихся в сплошную рану, о залитой кровью траве и кусках непогребенной плоти, на которую слетелись мухи…
— Что с отцом?
Соколик бросился к носилкам и отшатнулся, увидев Мичуру. Его круглое лицо с большими глазами и пушистыми ресницами сделалось совсем детским, обиженным. Паруша тихо всхлипнула, прикрыв ладонью рот. Кулема опустил голову, у него так и не хватило духу ответить. Но Соколик сам все понял. Губы у него скривились и задрожали, и он, никого не стыдясь, заплакал навзрыд.
— Как… Как это случилось? — выговорил он, яростно смахивая слезы. Кулема велел женщинам:
— Помогите раненому.
Когда бесчувственного Мичуру унесли, Кулема начал рассказ. И скоро его слушал весь город. Все стояли в угрюмом молчании — его лишь иногда прерывали жалостливые бабьи всхлипы.
А когда Кулема закончил, тишина сделалась грозной. И в это время на крыльцо терема вышел Волх.
Волх проснулся сегодня в блаженной невесомости. Он был как новорожденный. В голове — ни одного воспоминания о ночных снах или дневных делах. Кто он? Что он? Где он? Ответы могли быть совершенно любыми, какими только пожелаешь. Это была настоящая свобода… А потом бременем наваливалось осознание себя.
Душа спросонья была еще теплой и не закованной в кольчугу. Таким Волх и вышел на улицу.
— Что стряслось? — спросил он. Толпа поколебалась и расступилась, образовав в круг. А в круге остался Кулема, обнимавший за плечи ослабшего от горя Соколика.
