Ну, почти все. Краем глаза Волх видел, как маленький Третьяк неумело машет мечом в разные стороны. Волх уже мысленно попрощался с неумехой, которого атаковали трое косматых чудянина, но Бельд пришел на помощь мальчишке, оттеснив его в более безопасное место.
Тела белоглазых лежали на снегу — навзничь и ничком, с разорванным горлом и ножевыми ранами. У многих воронье уже беззастенчиво выклевало глаза — то была законная дань крылатых союзников Волха. А сверху падали, падали новые тела.
Землянку чудского князя Волх заметил издалека. Она притягивала его магнитом. Перед ней, прикованный к стволу старой ели, висел уродливый деревянный идол. Его жрецы были уже мертвы.
Ударом ноги Волх вышиб деревянную дверь. Изнутри тяжело пахнуло спертым воздухом, звериными шкурами. На мгновение Волху показалось, что он ослеп — такой мрак встретил его после яркого солнца. Только слышалось в глубине чье-то затаившееся сопение.
Когда глаза привыкли к темноте, Волх увидел, что землянка большая, поистине княжеская, богато застеленная и коврами, и шкурами. По стенам были сооружены постели, и на них сидело несколько перепуганных женщин. Словенок среди них не было.
— Где Ильмерь? — рявкнул на них Волх. Кто-то тихо ойкнул в ответ.
— Я спрашиваю, где женщины из Словенска? Где княгиня Ильмерь?
Женщины вжимали головы в плечи, украдкой переглядываясь. Они его не понимали. Волху были отвратительны эти дикарки, не разбирающие человеческой речи. Он продолжал на них орать, пока одна, видимо, самая сообразительная, не ткнула пальцем на висевшую на стене огромную медвежью шкуру.
Волх полоснул по шкуре мечом, потом рванул на себя, едва не упав под ее тяжестью. За пологом оказалось еще одно помещение. Свет с улицы падал туда широкой полосой.
Ильмерь сидела, забившись в самый дальний угол и натянув подол рубахи на озябшие колени. Увидев ее худые, покрытые синяками руки и спутанные волосы, Волх почувствовал, как пелена ярости снова застит ему глаза.
Ильмерь прищурилась, пытаясь понять, кто вошел. Но едва узнав Волха, она подскочила и с визгом бросилась ему на шею. Чувствуя, как слабеют ноги, Волх прислонился к стене, меч выпал из рук, и руки сами гладили темные кудри, горячие плечи… Он был в плену ее глаз и улыбок, ее быстрого шепота, прерывистого дыхания ее груди… За это стоило идти через лес, мерзнуть, голодать, проливать свою и чужую кровь.
— Тумантай, сволочь, мерзкая тварь, — ругалась Ильмерь, — он запер меня одну, он держал меня впроголодь, и эти сучьи дочери, его жены, потешались надо мной… А где Словен? — неожиданно спросила меня.
