Галя сказала:
— Все мечешься? Все торгуешь? Все тебе мало? Люди умирают, а ты богатеешь. Ох, ненасытное у вас нутро, проклятые Леновичи! Свернете вы головы, оставите детей сиротами!
Била не столько по ней, по Ольге, сколько по ее прошлому и по своему мужу, который пошел на службу к гитлеровцам. И это Ольге понравилось. Она засмеялась и поцеловала удивленную Галю. Домой вернулась в хорошем настроении. И остаток дня думала и волновалась только об одном: когда принесут гранаты?
Их принес уже в сумерки юноша в полицейской форме, которого Ольга не успела даже рассмотреть.
Сказал пароль, передал из рук в руки в темной кухне тяжелый бачок и сразу нырнул за дверь, будто боялся быть узнанным.
Ольга открыла крышку тяжелого четырехгранного ведра и поморщилась — полно вонючего мазута.
Хотя гранаты были завернуты в парусину, но мазут все равно просочился, и Ольга очень аккуратно и осторожно, как большие ценности, протерла их чистыми тряпочками, завернула каждую отдельно — в платки, сорочки, кофточки, две сунула в туфли, несколько штук — в мешок с солью. Не пожалела и тех вещей, которые никогда не думала обменивать. Упаковала все в мешок так, чтобы никто, ни Друтька, ни постовые немцы, не могли нащупать твердые предметы. Весь мешок мягкий.
Одну гранату оставила. Попрактиковалась вставлять запал, раза два замахнулась — училась бросать. Потом сама усмехнулась такой забаве, — как мальчик, играет с оружием, как Костя Боровский. Вспомнила Костю — очень захотелось увидеться с Леной. Но не пошла, упрекнула себя: что это с ней, — будто проститься хочется?
Гранату, заряженную, с запалом, положила в кровать, под подушку. Но все же лечь так побоялась, переложила гранату в ящик туалетного столика, под ворох белья, подальше от себя…
Проснулась, зажгла спичку, посмотрела на будильник, удивилась — утро! Давно уже не спала так спокойно и крепко, часов семь не просыпаясь.
Протопила плиту, нажарила, не жалея, сала, чтобы хватило позавтракать и взять в дорогу на двоих.
Друтька приехал точно на рассвете. Вошел в дом, как пьяный хозяин, с грохотом открыл двери, никогда таким смелым, шумным и веселым не появлялся. С порога спросил:
— Готова?
— Готова. Завтракал?
— Завтракал. — Но, увидев на плите сковородку с салом, потянув аппетитный запах, поправился: — Да какой там завтрак! Холостяцкий. Хлеб и консервы. Эрзац.
— Так садись, позавтракай хорошенько. Дорога-то не близкая.
— Как бы там с саней ничего не стянули.
