— Ах, вазелин, он, кстати, есть.
Достала банку с вазелином, Залупу смазала сама:
— Григорий, суй, да вполовину, Иначе я сойду с ума.
— Катюша, ты трусливей зайца... Вдруг крик всю спальню огласил:
— Ой, умираю!.. — Он по яйца Ей с наслажденьем засадил.
Она рванулась с мелкой дрожью. И в то же время хуй струей Стрельнул, помазанницу божью Всю перепачкав молофьей.
— Хочу сосать! — она сказала,
И вмиг легла под Гришу ниц. Платочком хуй перевязала Для безопаски у яиц.
Чтоб не засунул хуй свой в горло,
И связок ей не повредил...
Как давеча дыханье сперло,
Когда он в жопу засадил!
Она раскрыла ротик милый,
Изящен был его разрез.
И хуй разбухший, тупорылый С трудом меж губками пролез.
Она сосет, облившись потом.
Орлов кричит: — Сейчас конец!
Она в ответ: — Хочу с проглотом! Кончай, не бойся, молодец!
Он стал как в лихорадке биться,
Глаза под лоб он закатил,
И полный рот императрице В одну секунду напустил.
Та связок чуть не повредила...
Едва от страсти не сгорев,
Всю молофейку проглотила, Платочком губы утерев.
Орлов уж сыт. Она нисколько.
— Ты что — в кусты? Ан, нет, шалишь! Еще ебать меня изволь-ка,
Пока не удовлетворишь!
— Эге, однако дело скверно.
Попал я, парень, в переплет.
Не я ее — она, наверно,
Меня до смерти заебет...
Дроча и с помощью миньета,
Она бодрить его взялась.
Орлов был молод. Штука эта Через минуту поднялась.
А за окном оркестр играет, Солдаты выстроились в ряд.
И уж Потемкин принимает Какой-то смотр или парад.
— Мне нужно быть бы на параде, Себя на миг хоть показать...
Как трудно мне, царице-бляди,
И власть, и страсть в одно связать.
И снова на спину ложится,
И подымает ноги ввысь...
Да, Гриша и императрица,
Уж не на шутку разъеблись.
Скрипит кровать, трещит перина, А на плацу шагает рать:
— О славься днесь, Екатерина!
О славься ты, ебена мать!
Промчалась весть в Валдае на горах — В пустыне жил монах.
Преобразуяся в девицу, бес К нему в пещеру влез.
Монах, увидя то, вскочил И хуй вздрочил,
Оставя книгу и очки,
Разъеб он черта тут в клочки!
Едва черт встал Монаху так сказал:
— Отец, претолстыми хуями Воюешь ты прехрабро с нами.
С тех пор уж черти по миру не бродят И чернецов в соблазн уж не приводят. Ужасна им чернецка власть —
Боятся чернецу чтоб на хуй не попасть.
