Готовый к страшному концу.
Поднявшись, стражу встретил он. Начальник стражи: — Ваш пароль?
— Кувшин! — он был предупрежден.
— За мною следовать изволь.
— Зачем ведут меня — не знаю,
И вызван на какой предмет?
О боже! Я изнемогаю...
Придется, знать, держать ответ.
И вдруг портьера распахнулась,
И он ЕЕ увидел вдруг...
Она Орлову улыбнулась:
— Орлов? Ну, здравствуйте, мой друг!
Гвардеец мигом на колени Пред государыней упал:
— По высочайшему веленью,
Царица, к вам я прискакал.
Казнить иль миловать велите!
Пред вами ваш слуга и раб...
Она лакеям: — Уходите!
Потом ему: — да, я могла б
Тебя нещадно наказать,
Но я совсем не так злорадна.
Мне хочется тебя ласкать —
Так ласка мне твоя приятна!
Дай руку и иди за мною И не изволь, мой друг, робеть,
Коль хочешь ты своей женою Меня на эту ночь иметь.
Он ощутил вдруг трепетанье,
Блеск глаз ее, огонь ланит...
Язык его прилип к гортани,
Невнятно Гриша говорит:
— Ваше Величество, не смею Поверить я своим ушам!
К престолу преданность имею, —
За вас и жизнь, и честь отдам!
Она смеется, увлекая Его с собою в будуар.
И быстро мантию сменяет На белый пышный пеньюар.
Царица, будучи кокоткой, Прекрасно знала к сердцу ход.
К алькову царственной походкой Она его, смеясь, ведет.
Вот он с царицей у алькова Стоит подавлен, потрясен.
Не ждал он случая такого.
Уж не с похмелья этот сон?
Она ж, полна любовной муки И лихорадочно дыша,
Ему расстегивает брюки...
В нем еле теплится душа.
— Снимите, черт возьми, лосины! Ну что стоишь ты, словно пень?! Орлов дрожит, как лист осины, Совсем безрукий, как тюлень.
Хоть наш герой и полон страху, Сильнее страха юный пыл. Спустила Катя с плеч рубаху —
И в изумленьи он застыл...
И молодое тело, плечи,
Ее упругий пышный бюст,
Меж ног кудрявый ее куст, Сразили Гришу, как картечью.
Исчезнул страх. Застежки, пряжки Остервенело Гриша рвет.
И ослепительные ляжки Голодным взором так и жрет.
Звук поцелуев оглашает Ее роскошный будуар.
Орлов елдак свой вынимает,
В груди горит желанья жар.
Его царица упреждает И, нежной ручкой хуй держа, Раздвинув ноги, направляет Его в свою пизду, дрожа.
И, навевая страсти чары,
Моей возлюбленной чете,
У изголовья милой пары Амур кружился в высоте.
Амур! Амур! Немой свидетель Неописуемых картин.
Скажи, не ты ли сцены эти Нам навеваешь? — Ты один!
У всех племен, у всех народов Любви поэзия одна.
И для красавцев, и уродов Она понятна и родна.
Перед Амуром нет различий,
Ни этикета, ни приличий,
Чинов и рангов — все равны!
Есть только юбка и штаны.
