Сводня гостя между тем Ласково встречает,
Просит лечь его совсем.
Он же вопрошает:
«Что, как торг идет у вас?
Выручки довольно?»
Сводня за щеку взялась И вздохнула больно:
«Хоть бывало худо мне,
Но такого горя Не видала и во сне,
Хоть бежать за море. Верите ль, с Петрова дня Ровно до субботы Все девицы у меня Были без работы.
Четверых гостей, гляжу,
Бог мне посылает.
Я блядей им вывожу,
Каждый выбирает. Проеблись они всю ночь,
Кончили, и что же?
Не платя пошли все прочь, Господи, мой боже!»
Гость ей: «Право, мне вас жаль. Здравствуй, друг Анета,
Что за шляпка! что за шаль, Подойди, Жанета.
А, Луиза, — поцелуй,
Выбрать, так обидишь;
Так на всех и встанет хуй, Только вас увидишь.»
«Что же, — сводня говорит, — Хочете ль Жанету?
У нее пизда горит.
Иль возьмете эту?»
Бедной сводне гость в ответ: «Нет, не беспокойтесь,
Мне охоты что-то нет, Девушки, не бойтесь».
Он ушел — все стихло вдруг, Сводня приуныла,
Дремлют девушки вокруг, Свечка вся оплыла.
Сводня карты вновь берет, Молча вновь гадает,
Но никто, никто нейдет — Сводня засыпает.
ПЕТЕРГОФСКИЙ ПРАЗДНИК
Кипит веселый Петергоф, Толпа по улицам пестреет, Печальный лагерь юнкеров Приметно тихнет и пустеет. Туман ложится по холмам, Окрестность сумраком одета — И вот к далеким небесам,
Как долгохвостая комета,
Летит сигнальная ракета. Волшебно озарился сад, Затейливо, разнообразно;
Толпа валит вперед, назад, Толкается, зевает праздно. Узоры радужных огней,
Дворец, жемчужные фонтаны Жандармы, белые султаны, Корсеты дам, гербы ливрей, Колеты кирасир мучные, Лядунки, ментики златые, Купчих парчовые платки, Кинжалы, сабли, алебарды,
С гнилыми фруктами лотки, Старухи, франты, казаки, Глупцов чиновных бакенбарды Венгерки мелких штукарей,
Толпы приезжих иноземцев,
Татар, черкесов и армян, Французов тощих, толстых немцев И долговязых англичан —
В одну картину все сливалось В аллеях тесных и густых И сверху ярко освещалось Огнями склянок расписных... Гурьбу товарищей покинув,
У моста стоял
И каску на глаза надвинув,
Как юнкер истинный, мечтал О мягких ляжках, круглых жопках (Не опишу его мундир,
Но лишь для ясности и в скобках Скажу, что был он кирасир).
Стоит он пасмурный и пьяный, Устал бродить один везде,
С досадой глядя на фонтаны,
Стоит — и чешет он муде.
«Ебена мать! два года в школе,
А от роду — смешно сказать — Лет двадцать мне и даже боле;
А не могу еще по воле Сидеть в палатке иль гулять!
Нет, видишь, гонят, как скотину! Ступай-де в сад, да губ не дуй!
