Этот сюжет имеет два любопытных штриха:
1.Упоминание о Днепре. О том, что это – не позднейшая вставка, говорит упоминание о жертвоприношении на «большом острове» (Хортице) под «большим дубом», то есть то, о чем писал Константин Багрянородный: в X веке русы приносили жертвы именно после порогов, идя вниз по Днепру.
2.Щука, превращающая купцов в золотые и серебряные рыбки и уносящая их, естественно ассоциируется с пиратским судном (или флотилией), охотящимся за золотыми и серебряными монетами у проезжавших по Днепру купцов. Следует напомнить, что «черняховцы» широко торговали хлебом с Империей. Крупнейшим торговым путем должен был быть Днепр (на его берегах было два крупных «сгустка» черняховских поселений – среднее Поднепровье и большая излучина [Рыбаков 2001: 24]). С другой стороны, Днепр служил границей между славянами и готами [там же], а готы (в том числе, вероятно, и остроготы) в III-IV веках прославились пиратскими набегами [Моммзен 1995 т.5: 170] на южное и западное побережья Черного моря. Какие есть основания полагать, что на Днепре они вели себя иначе?
Если же данный сюжет – не позднейшее творение, а наоборот – почти «вымерший» архаический вариант, то ценность его в том, что это – единственный фольклорный сюжет, не связывающий Кащея с амурными делами. Остальные – это или он кого-то похищает, или наоборот – у него увозят невесту (в былине об Иване Годиновиче). Получается, что этот персонаж когда-то играл более важную роль в фольклоре, и только впоследствии эта роль была средуцирована к образу неудачливого любовника. А то, что Кащей в данном былинном варианте – действительно тот персонаж, который нас интересует, а не его тезка (например, Н.В.Новиков [1974: 193] пишет о сказочных сюжетах, где Кащей дублирует других отрицательных персонажей), видно из сходства рассматриваемого варианта с другими сюжетами, в которых исконность Кащея несомненна. Его пиратское корыстолюбие находит свою параллель в «первой» сказке. То, что пирату пришлось побывать в руках у Казарина «на положении пленника» сходно с коллизией «второй». А с былиной об Иване Годиновиче аналогично место действия – Днепр (Иван дрался с Кащеем где-то между Черниговом и Киевом).
Предварительное замечание
Рассмотрев вышеуказанные фольклорные источники, можно сделать, казалось бы второстепенный, но довольно немаловажный вывод: совершенно несостоятельным является характеристика Кащея как «колдуна-чародея» (например, [Мифология 1998: статья о нем]). Способности Кащея в фольклоре обладают как раз низшей степенью волшебства. В былине у него вообще отсутствуют какие-либо способности к этому (ср. по контрасту с обстоятельствами его смерти, даже Настасью он уговорил помочь ему, используя только рациональные, причем, вполне убедительные аргументы). Во «второй» (волшебной!) сказке его сверхъестественные способности не идут ни в какое сравнение со способностями остальных персонажей. Освобожденный, он «вихрем вылетел в окно» [Афанасьев 1958 т.1: 377], но зачем ему это было нужно? Скорее, здесь следует видеть обычную метафору (ср. современное: «пулей вылетел за дверь»). И даже указывается [там же: 378], что и коня волшебного он достал у Бабы-Яги. Остальные детали его описания –характеристики физически сильного человека и умелого воина (для сравнения – главного героя в этой сказке даже оживляют из мёртвых). А в «первой» сказке, кроме пресловутой «смерти в яйце», у него, практически, нет ничего волшебного (А.Н.Афанасьев приводит три варианта этой сказки [1958 т.1: 358-376], но во всех трех из них Кащей просто «приехал и увез» женщину без всякого сообщения о сверхъестественных действиях или превращениях.
