В груди снова сдавило приступом боли, а рот наполнился противной на вкус влагой. Он знал, что этот рассвет будет последним в его жизни. Уже видел такие раны за недолгий месяц, что пытаются советские войска удержаться на этих землях, о которых он тоже когда-то читал в книгах. Разве ж думал, что ему доведется побывать здесь, где само море дарит дивный камень янтарь, а места так не похожи на те, к которым привык глаз, и с которыми сроднилась уже душа? Разве думал, что ему здесь суждено остаться?
Пальцы вцепились в траву, процарапали землю, когда навалился очередной приступ злости. Нет, не хочу! Хочу жить, слышишь, Господи?! Я хочу жить, слышишь! Хочу вернуться в ставшую уже родной сторону бескрайних степей и быстрых речушек, хочу обнять своих Нюрочку и Томочку, которых оставил, уходя по призыву в этом июне, один день из которого так внезапно все переменил.
Война… страшное слово, о которых раньше только читал в книгах, так жестоко вторглась в его размеренную жизнь, разделила дни на до и после, все разворошила, раскурочила, разбила…
В двадцать семь лет останется вдовой его Нюрочка. С малым дитем на руках да в чужой стороне. Приняли бы родители, коли поедет к тем. Да возможно ли, ведь не обменивались вестями уже более пяти лет, словно ломоть отрезал от семьи его и брата за ослушание отец. Главное, чтобы его завет не забыла. Пусть вынесет из дома все, даже его книги, даже ту, с золоченными буквами на переплете, пусть продаст все, говорил он, держа ее белое от тревоги и страха лицо в своих широких ладонях. Пусть продаст все, только не Зорьку, которую купили в конце весны, чтобы маленькая Томочка ела свежий творог на завтрак — он где-то прочитал, что в молоке и продуктах есть специальное вещество, помогающее детскому росту. Корову продавать нельзя, шепнула кровь отца, и он озвучил тогда эти слова жене. Только корова прокормит, когда дела будут худо…
Он вспомнил лицо жены в своих ладонях и тихий капризный плач Томочки, испуганной толпой, громким женским плачем, несущимся со всех сторон над небольшой площадью поселка и ревом моторов полуторок, готовых увезти всех призывников их района в неизвестное и такое страшное будущее.
Доведется ли Нюре узнать, как сгинул в прибалтийском лесу ее муж, посланный разузнать, далеко ли от края обороны немецкие войска, и какое направление возьмут — на Псков ли пойдут или повернут? Его напарник, его товарищ, с которым призвался из одного военкомата, с которым делился последним, что было у самого в вещмешке, как с земляком, сбежал, едва застучали очереди, посланные в их сторону. Раненого тащить — только самому под пулю попасться, надо ли? А он удачно упал, если можно так сказать, в канавку под кусты какие-то, немцы и пробежали мимо, пытаясь нагнать беглеца, петляющего между стволов, как заяц…
