Все, что делает он теперь, он уподобляет «Благой стреле», пущенной с самой вершины бесконечных горных кряжей. Тогда как мы называем это «Жемчугом исканий».
Утихло зарево его живописных пожаров. И сказочные горы перестали изрыгать алчные языки пламени.
Внутренний огонь, некогда распалявший творчество художника, уступил место иному огню.
Его краски начали тлеть, как уголья, источая все оттенки лилово-синего, палевого и оранжево-розовых тонов.
Тревогу и угрозы сменили в его душе тишина и благостыня.
И небо, которое Рерих всегда так любил, сменив свою грозовую окраску, стало прозрачным и ясным.
Пастель и темпера для художника теперь дороже масла и акварели.
У подножия Гималаев и на ступенях древнего храма Элефантум в Бомбее Рерих пишет свои новые картины, и мы любуемся дрожащей воздушной цветной пылью пастели, напоминающей нам о призрачности нашего многоцветного воздушного мира.
* * *
Я знал многих почитателей Рериха. И когда я вспоминаю самое сокровенное, что было в них, мне понятно сказанное художником: «У всех вещей есть своя аура. Чуткий дух подбирает в окружающих предметах близкую ауру».
Так ли это — судите сами. Я видел «Италию» Рериха у Блока. «Вершины гор», «Поцелуй земли» и «Прокопия Праведного, молящегося за неведомых плавающих» у молодого, трагически погибшего Слепцова, а «Тропу прямоезжую», «Варяжский путь» и «За морями земли великие» у Крачковского.
Всех троих уже нет в живых. С мечтой об иной отчизне — «не этой сумрачной стране» умер гениальный Блок. Цветущая земля приняла в свои недра молодого прозелита в искусстве Слепцова. Он погиб сброшенный лошадью во время верховой прогулки. Умер и трогательный в своей наивной вере «варяг» Крачковский, всю жизнь мечтавший о новых путях, о «тропе прямоезжей» и погибший «за морями», там, где «земли великие».
Я вспоминаю все это. Мне понятно, за что так любили Рериха Слепцов и Крачковский.
Мне понятны слова Блока:
Встретив на горном тебя перевале,
Мой прояснившийся взор
Понял тосканские дымные дали
И очертания гор…
У всех вещей своя аура. Искусство Рериха раскрывает ее.
* * *
Одна женщина-поэт средневековой Индии воспевает жизнь в следующих строках:
Я приветствую Жизнь в уюте дома
и Жизнь широко в неизвестном.
Жизнь — полную радости и Жизнь —
тягостную своими муками,
Жизнь — вечно движущуюся
и убаюкивающую мир покоем,
Жизнь — глубоко молчащую и Жизнь —
идущую шумным прибоем.
Твой приход я приветствую, Жизнь,
и приветствую я твой уход.
Оставаясь на Западе и в Америке, Рерих всегда открыто заявлял о своей привязанности к новой «идущей шумным прибоем» России, а здесь, уже у нас, с великой любовью рассказывал нам о далеких, «убаюкивающих мир покоем» странах Востока.
