С такими вот мыслями Лесь сел всё-таки обедать – но сначала нашёл зарядку, которая, Рюрик оказался прав (что неудивительно для хозяина этой самой зарядки), была воткнута в удлинитель рядом со стоящей на подставке полуакустической гитарой. Смотав и убрав зарядное устройство в рюкзак, Лесь наскоро поел, хмуро попрощался с Леной, всё ещё болтающей с «дядькой Ийоном» о снайперских винтовках и ручных гранатомётах, и вышел из квартиры, заперев дверь и калитку запасными ключами, которые временно были ему отданы «чтобы в дверь не трезвонил да и вообще».
Солнце хоть и клонилось к западу, но палило нещадно, после тёмного подъезда Лесю даже пришлось зажмуриться на секунду. Потом, проморгавшись, мальчик внимательно огляделся, но никого подозрительного не заметил и скорым шагом направился вдоль по улице в сторону метро. Дорога была знакома и уже привычна – Лесь постоянно бывал у Ленки с Рюриком, порой даже с ночёвкой, хотя летние дни позволяли ночевать где попало, хоть в парке, главное ночью – это не попадаться никому на глаза и не ходить тёмными переулками.
На дворе стоял конец июня, и мама лежала в больнице уже почти две недели. Для вновь ударившегося в бега Леся – приличный, даже огромный срок… Когда он первый раз услышал от мамы это «Ну, недельки на три, может, месяц… Ты к тёте Тане обязательно заходи!» – замер, охваченный такой волной страха, что некоторое время мог только глядеть перед собой тупо, словно живая видеокамера. Глядеть и не видеть. Как-то враз накатило осознание громадности этого срока. Тридцать дней подряд!
– Хочешь, я с тётей Таней поговорю, ты у них ночевать будешь? А то что ты всё один да один… – говорила мама, а Лесь хлопал глазами и напрасно пытался отвести взгляд от гуляющего у ног голубя. Дело происходило в сквере у памятника героям Плевны – неподалёку от спуска на станцию «Китай-город».
Ноги сами понесли Леся прочь, в противоположный конец сквера.
– Да, мам. Конечно, мам. Я завтра же зайду к тёте Тане, мам. Завтра же.
– Ты как там один-то ночуешь?
Лесь отрешённо глядел на людей, мимо которых его несли собственные самовольные ноги.
– Всё хорошо у меня, мам…
Ноги всё ускоряли шаг, словно этим старались вытолкнуть из Леся напряжение, обиду и страх.
Мама всё говорила. Спрашивала, рассказывала, наставляла…
– Да, мам.
Ноги сорвались на нелепый, неровный бег.
… Разговор закончился уже Московрецкой набережной. Повесив трубку, Лесь лёг грудью на парапет и уставился на воду. Он категорически не хотел верить в то, что сказала мама. Про «недельки на три, может, месяц». Так не хотел, что мобильник жёг руки, храня в себе эти слова, и даже изъятие сим-карты, привычные движения разбирающих телефон пальцев не помогали.
