— Да? — откликнулся он.
Профессор Бинстед держал в руке фарфоровую статуэтку тончайшей работы. Она изображала воина домундирной эпохи с копьем в руке, нацеленным на противника, который, судя по победному выражению на лице воина, был куда плюгавей его.
— Откуда она у вас?
— Эта? Мосан, мой агент, нашел ее в лавочке в Ист-Сайде.
— А где другая? Должна быть и другая. Эти штучки всегда парные. И поодиночке никакой цены не имеют.
Чело мистера Брустера омрачилось.
— Я знаю, — сказал он коротко. — Мосан ищет вторую повсюду. Если вы на нее наткнетесь, даю вам карт-бланш приобрести ее для меня.
— Должна же она быть где-то.
— Да. Если найдете ее, о цене не беспокойтесь. Я уплачу любую.
— Учту, — сказал профессор Бинстед. — Она может обойтись в немалую сумму, полагаю, вы это знаете.
— Я же сказал вам, цена мне безразлична.
— Приятно быть миллионером, — вздохнул профессор Бинстед.
— Второй завтрак подан, сэр, — доложил Паркер.
Он уже встал в монументальной позе за стулом мистера Брустера, но тут в дверь постучали. Паркер прошествовал к двери и вернулся с телеграммой.
— Вам телеграмма, сэр.
Мистер Брустер беззаботно кивнул. Содержимое блюда под крышкой оправдало возвещавший о нем аромат, и он не собирался отвлекаться по пустякам.
— Положите ее, Паркер. И можете идти.
— Слушаю, сэр.
Камердинер удалился, и мистер Брустер вновь приступил к трапезе.
— Вы не хотите ее прочесть? — спросил профессор Бинстед, для которого телеграмма была телеграммой.
— Подождет. Я получаю их с утра до вечера. Наверное, от Люсиль. Сообщает, каким поездом вернется.
— Она приезжает сегодня?
— Да. Была в Майами. — И мистер Брустер, уже воздав должное содержимому блюда под крышкой, поправил очки и взял конверт. — Я рад… Боже мой!
Он уставился на телеграмму, разинув рот. Его друг участливо осведомился:
— Надеюсь, никаких неприятных известий?
Мистер Брустер странновато побулькал.
— Неприятных известий. Неприятных… Вот, прочтите сами.
Профессор Бинстед, входивший в троицу самых любопытных людей Нью-Йорка, взял листок с искренней благодарностью.
— «Возвращаюсь Нью-Йорк сегодня с милым Арчи. С горячей любовью от нас обоих. Люсиль», — прочел он вслух и выпучил глаза на своего гостеприимного хозяина. — Кто такой Арчи?
— Кто такой Арчи? — скорбным эхом отозвался мистер Брустер. — Кто такой… Именно это я и хотел бы знать.
— «Милый Арчи», — повторил профессор, размышляя над телеграммой. — «Возвращаюсь сегодня с милым Арчи». Странно!
Мистер Брустер продолжал смотреть прямо перед собой. Когда посылаешь единственную дочь погостить в Майами свободной, как ветер, а она в телеграмме упоминает, что обзавелась каким-то милым Арчи, вас это, естественно, ошеломляет. Он одним прыжком вскочил из-за стола. Ему пришло в голову, что всю последнюю неделю он крайне небрежно проглядывал почту (дурная привычка, когда он бывал особенно занят) и утратил связь с текущими событиями. Теперь ему вспомнилось, что несколько дней назад от Люсиль пришло письмо, а он отложил его, чтобы прочесть на досуге. Люсиль была чудеснейшей девочкой, чувствовал он всем сердцем, но ее письма с курортов редко содержали новости, которые требовали безотлагательного с ними ознакомления.
