— Он был хорош собой?
— Что ты! Иногда как повернется неудачно, так можно было подумать, что он горбатый.
— Он был остроумный?
— Может, и был, только на чужом языке, которого я не знала.
На лбу Клары Йоргенсен пролегла глубокая морщина.
— Ну, так почему же?
Сеньора Йоланда негромко засмеялась и уселась на колченогое садовое кресло.
— А он добрый. Заботится обо мне. А с тех пор, как сбрил бороду, перестал быть похожим на герильеро.
— И вы счастливы?
— Ну конечно! У меня есть этот замечательный дом, есть мои кошки и такая вот славная девушка, как ты, для компании. Что еще нужно для счастья?
Клара Йоргенсен сходила в дом за лимонадом из холодильника, и обе женщины уселись в саду, зажмурившись и подставив лица солнцу.
— Ведь тебя что-то мучает, сеньорита Клара, не так ли?
— Во мне точно поселилось какое-то беспокойство.
Сеньора Йоланда расхохоталась:
— Тоже мне, удивила! Ты же вообще носишься по всему свету, для тебя это все равно, что для другого проехать остановку на автобусе!
— Но тут я живу уже давно.
— Четыре месяца.
— Это уже очень много.
— Ужасно много! А вот я здесь уже одиннадцать долгих лет.
— И вы ни разу никуда не съездили?
— Нет.
— И неужели вам не хочется?
— Нет! Мне и тут хорошо.
Клара Йоргенсен снова вздохнула:
— Я вот думаю, интересно, когда я почувствую то же самое. Когда у меня пройдет желание куда-нибудь уехать.
— Может, и никогда не пройдет.
— Но я очень хочу, чтобы оно прошло! Чтобы где-то я захотела остаться.
Сеньора Йоланда открыла глаза:
— Главное — не где, дорогая. Главное, чтобы нашелся тот человек, с кем тебе захочется остаться. В этом все дело. — Хозяйка улыбнулась и сощурилась на солнце. — Запомни, сеньорита Клара, что наш дом — это не постройка и не участок, и никакая география тут ни при чем. Мы находим свой дом в человеческом сердце и с этим человеком строим свою жизнь.
Спокойно посмотрев на девушку, сеньора Йоланда снова откинулась на спинку кресла.
— Погоди, сама увидишь, — сказала она.
Вскоре хозяйка уснула в кресле, а Клара Йоргенсен все так и сидела с книжкой и все читала одну и ту же страницу.
Габриэль Анхелико и Клара Йоргенсен оба понимали, что действительность не надолго оставила их в покое. Случалось, что его мать отодвигала занавеску в гостиной, чтобы подсмотреть, как там секретничает ее сын с этой девушкой. Порой она оставляла окна открытыми, чтобы подслушать доносившиеся с террасы тихие голоса. Иногда сестра выходила к порогу и разглядывала со спины их затылки, думая, что они ее не замечают. Прохожие все ближе подбирались к сидящей парочке, прежде чем удалиться обходным путем; любопытство притягивало их к дому у реки, а девушка сидела там так давно, что они перестали смущаться. Ее уже обсуждали после мессы на каменных ступенях церкви Иглесиа де ла Сантиссима Тринидад, на треснутых мраморных скамейках парка, в очереди в булочной или за столиком, где по воскресеньям с утра шла игра в домино. Народ, населявший речной квартал, был черен, как ночь, тут селились потомки завезенных испанцами рабов, жившие своим замкнутым обществом в низеньких каменных домиках на грязных улочках. Сюда никогда не забредали приезжие, какие-нибудь туристы или студенты. Здесь нельзя было встретить постороннего человека, кроме нее одной. Сейчас все потихоньку начали к ней привыкать и чуть ли не вообразили уже, что она одна из них.
