— А после он едва не забрал и мою жизнь.
Он взял мою руку и осмотрел рану с каким-то непонятным удивлением.
— Лезвие было тупое, это не оружие наших мастеров. И я не думаю, что он сделал это силой, а потом подарил тебе свой амулет.
— Нет, я сама.
Теперь его лицо стало действительно удивленным.
— У меня был с собой короткий меч. У нас сейчас все ходят с оружием. А он умирал, и я сделала то единственное, что могло спасти его. Он был жив, когда мы расставались.
Он вдохнул, и, наконец, расслабился, убрав амулет.
— Я верю тебе.
Дальше я поведала ему остальную часть истории о больной маме и светлой эльфийской деве.
— Остальное Вы уже знаете, — вздохнула я, — Но теперь… моя мама… умерла… а я даже не смогу ее похоронить, — закончила я свой рассказ.
— Теперь мне все ясно, — задумчиво сказал он.
— А та женщина-эльф, где она сейчас?
— Она пока здесь. С ней все в порядке.
Алвар слегка коснулся своего плеча, видно было, что оно еще сильно болит.
— У меня еще вопрос, Марта. Были ли в твоем роду какие-либо маги?
— Мой отец был приемным сыном одной очень ученой женщины. Но никто не знает, кем были его настоящие родители.
Алвар кивнул и снова глубоко вздохнул.
И я спросила так тихо, будто боясь, что он услышит:
— Что со мной сделают?
Но он услышал это очень хорошо, улыбнулся и положил свою руку мне на плечо.
— Не бойся, Марта. Ты будешь многому учиться здесь.
Я не совсем поняла, имели ли эти слова какой-то двойной смысл, но не стала допытываться у него, что все это значит. Возможно, меня действительно будут учить управлять своей магической силой, он ведь сказал там, на поляне — мой дар был нужен ему. Во всяком случае, не все было так уж и страшно, успокаивала я себя. Я постараюсь не бояться, хоть это и непросто.
Он вдруг протянул свои руки к моей повязке на ребрах и принялся развязывать ее со словами:
— Давай-ка тебя немного подлечим…
Когда он закончил, мне показалось, что раны вообще никогда не существовало. Из его рук текла нежная прохлада утра и свежесть горного воздуха, он просто положил их на мою рану, и боль уходила. Я чувствовала, что рана затягивалась быстрей, мне становилось намного лучше. Не осталась без внимания и моя раненая рука.
Когда Алвар поднялся, я все же решилась спросить его:
— Я не смогу уйти?
— Нет, — ответил он, и в его голосе не было ни угрозы, ни мягкости, с которой он говорил со мной иногда, просто мой окончательный и жесткий приговор, — Отдыхай, теперь тебе надо поспать.
Я поняла, что слезы начинают наворачиваться на глаза, у меня не было такого ощущения ни на той поляне, ни когда мы ехали к подземной крепости, ощущения того, что жизнь моя никогда больше не станет прежней.
