На следующее утро она отказалась выдавать туалетную бумагу.
— Почему, Мура? — ошарашенно спросили мы с Мышкой.
Мура не знала почему. Она сильно напряглась, напружинила лоб и надула щеки.
— Потому что бумага одна, а вас много! — наконец выдала она.
— Что ты имеешь в виду? — спросили мы, слегка озадаченные такой постановкой вопроса.
Мура не знала, что она имеет в виду. Она напряглась еще сильнее.
— Потому что... потому что это женский род, единственное число! — выпалила она. — Если бы говорили «туалетные бумаги», тогда на всех бы хватило. А так не говорят! Говорят «туалетная бумага»! Она одна, бедняжка, совершенно одинокая, буквально рвется из-за вас на части! — И Мурка всхлипнула.
Мы не стали возражать. Тем более что формально Мурка, как всегда, была права. В логике ей не откажешь. Туалетная бумага была действительно совершенно одна, беззащитная перед нашим натиском, и действительно буквально рвалась на части. Мы ушли к себе в комнату, вызвали ребенка Кузю, выдали ему деньги и отправили в магазин за туалетной бумагой. Потом мы засунули рулон в чемодан и перед каждым посещением туалета тайком залезали в чемодан и, не открывая крышки, чтобы Мурка ничего не заметила, отматывали себе кусочек бумажки.
Оставалось перекрыть кислород, что Мурка и сделала в незамедлительном порядке. Она запретила открывать форточку у нас в комнате, мотивируя это тем, что в Питере полно выхлопных газов и мы с Мышкой нарочно запускаем в квартиру тяжелые металлы.
В последний день нашего визита солнышко выглянуло из-за туч и немножко потеплело. Мурка смягчилась и взяла нас в гости к одному художнику, который писал портрет Лесного Брата. Художник оказался ужасно милый, а может, я просто давно не видала людей. Он водил нас по мастерской и показывал картинки с видами Петербурга. Мы млели, а Мышка даже попыталась состроить ему глазки, но Мурка быстро пресекла это безобразие. Она отвела Мышку в туалет, больно ткнула в бок и сообщила, что питерское мужское население — это ее, Муркин, личный стратегический запас. Так сказать, энзэ.
— Все? — пискнула Мышка, зажатая между унитазом и шваброй.
— Все! — отрезала Мурка.
Вечером художник позвонил, позвал меня к телефону и предложил написать мой портрет — совершенно бесплатно, буквально за 300 долларов: «У вас такое интересное лицо, так вот, не можете ли вы еще ненадолго остаться в Питере?»
— Портрет предлагает писать, — сказала я, кладя трубку.
Мышкин нос отъехал в сторону, губы надулись, глаза набрякли. С диким ревом она кинулась в ванную, где и заперлась до следующего утра.
