Гости Анжелы Тересы | страница 83



Но подобные сентиментальности не производили никакого впечатления на настоятельницу.

— Теперь вам нужно все забыть и только лежать себе, отдыхать и дремать, — сказала настоятельница. — Вы и не заметите, как пройдет время, и он опять будет здесь у вас.

14. Мешок из козьей кожи, из которого вытекло вино

Давид плелся домой, от всего этого шаганья и карабканья по горам у него, как от тренировок, болели икры ног. День лежал перед ним пустой, как мешок из козьей кожи, из которого вытекло вино.

Чем же он, интересно, все-таки занимался, пока не приехала Люсьен Мари, и они начали спорить, смеяться, слегка ссориться, гулять, целоваться и вместе спать?

Работал, разумеется. За это время он совсем запустил свою работу, в глубине души она его очень тревожила.

Ну, теперь у тебя есть возможность поработать тихо и спокойно, прошептал чей-то язвительный голос.

Он проскользнул мимо дамской парикмахерской, погрузился в темноту своей комнаты и сразу же почувствовал себя почти что дома. Распахнул ставни и в комнату влился яркий свет. Желтое покрывало опять лежало гладкое, как пустыня после самума. Все было совсем как раньше. И вдруг он увидел черную фигурку на этом желтом фоне… Люсьен Мари не тогда, когда она заболела, а раньше, когда он должен был закончить заказанную ему статью. (Она так и осталась неоконченной, последний лист он вставил в машинку лишь теперь.)

— Надеюсь, я тебе не помешаю, — сказала она тогда.

— Нет, конечно. Сиди, лежи, вообще делай что хочешь, — ответил он ей.

И уселся за машинку. Сначала еще нужно было распутать нити, из которых он плел затейливый орнамент в своей работе о современной испанской архитектуре, а приезд Люсьен Мари все их так перепутал.

Новая испанская архитектура — это Гауди. Теперь он мог позволить себе спокойно сосредоточиться на этом удивительном барселонском архитекторе. Настоящий модернист средневековья: у него архитектура, строительство, скульптура и ремесло сплетаются в единое целое. Но единое целое сложного и неуравновешенного человека нового времени…

Прообразом и исходным моментом у Гауди было строение человеческого тела. Не римские или мавританские своды, а глазницы и очертания бедер…

Так, хорошо, а куда же девать его флору океанских глубин, морские звезды и медузы, и фантастические чудища на границе между сюрреализмом и мифом? И мысль о смерти, пронизывающую все, что он создал? Мысль о смерти, зловоние смерти. Неистребимый запах тления в камне.

Здесь Люсьен Мари переменила положение, он это увидел, не поворачивая головы. Она легла на живот, оперлась на локти, углубленная в свою книгу. Серия изогнутых линий у живого человека, гораздо более привлекательных, чем в созданиях Гауди.