Давид обнял ее и почувствовал, как дрожит все ее тело, как болезненно оно напряжено.
— Милая моя, дорогая девочка. Как плохо работает моя фантазия во всех практических вопросах… Я бы давно должен был прийти к тебе и помочь, — с раскаянием произнес он.
Она его слегка отодвинула от себя.
— Мы должны все спокойно и трезво взвесить, — сказала она, хотя дрожь ее тела противоречила словам. — Я не могу выйти за тебя замуж, если я буду тебе только обузой. Лучше нам немного подождать… А пока я поеду домой.
Вот что, оказывается, нашептала ей паника. Скорей на самолете в Париж, Заползти в серый, разношенный уют своей семьи, спрятаться среди трех женщин, там, где физические недостатки и недуги естественны и никого не пугают. Никогда больше не лелеять опасных грез о побеге в иную жизнь.
Давид взял ее за плечи и посадил на край постели. Рассказал, что знал сам, о воспалении мускульного мешочка. Требуется время и упражнения, чтобы потерявшие чувствительность сухожилия и увядшие мускулы смогли начать работать опять.
— Да, конечно, но…
— Потом у тебя ведь есть еще и правая рука…
— Я знаю, — сказала она, не поднимая глаз. — Я знаю, я должна быть благодарна, что…
Она резко втянула в себя воздух, продолжала:
— Я знаю, что есть на свете инвалиды и всякое такое; весь ужас только в том, что к ним нужно отнести саму себя.
— Но ведь ты себя к ним не относишь? — спросил Давид. — Он заставил ее смотреть ему в глаза.
Она вздохнула — продолжительно, глубоко.
— Нет, кажется, — согласилась она. — Но кто может поручиться…
Она прервала себя. Что-то было не то в ее восприятии проблемы, даже перед самой собой. Паника не сама по себе затронула ее, а только в сочетании с судьбой Давида.
Он сказал интуитивно:
— Ты мне не слишком доверяешь.
— Я не доверяю? Прилетела к тебе…
Он слегка улыбнулся и покачал головой. Оба смутно понимали, о чем идет речь. И тот и другой помнили, как произошел разрыв с Эстрид. Люсьен Мари волей-неволей пришлось узнать кое-что не очень привлекательное о Давиде…
(Он догадался об этом, стиснул зубы, было мучительно увидеть в глазах другого человека моментальный снимок себя самого в таком неприглядном виде, уже недоступном для ретуши.) Ее любовь уже пережила крушение иллюзий. Она согласилась принять его таким, каков он был: не выдерживающим больших нагрузок. В критические минуты на него положиться нельзя.
(Но иногда у Давида в душе вновь и вновь поднималось чувство протеста: это не совсем так. Почему она не хочет разобраться?)
