К пяти вечера вконец измученный смотритель, пропахший хризантемами и потом, запер гостевое фойе и направился к старейшинам. Объяснить происходящее, не бросая тени на достояние и имя клана, было почти невозможно. Старик решил облечь свою жалобу в доспехи праведного гнева: жирные чужаки принимают нас за чайный салон; может, пора клану Кху временно прикрыть двери для всех, кроме самых достойных и состоятельных визитеров?
К удивлению смотрителя, бранить его не стали. Наоборот, старейшины выказали живейший интерес к истории о хризантемовой газировке и велели по возможности следить, выходцам из какой страны она больше всего по душе. Было также решено перевести к старику под начало продавщицу из сувенирного ларька, а в ларек нанять кого-нибудь еще. Таким образом, работа смотрителя сводилась к учету национальной принадлежности посетителей и – время от времени – ласковым взглядам в сторону юной Мэй, в руках которой восторженно горланил старый сифон.
Полгода спустя смотритель представил старейшинам свой отчет. Согласно его наблюдениям, наиболее равнодушно к хризантемовой газировке относились выходцы из экваториальных климатов, а также славяне, которых, впрочем, в Пенанге тогда видели редко. За ними шли североамериканцы (включая канадцев), англичане и коренные малайцы, затем скандинавы, французы и подданные КНР. Первыми, утверждал ненаучный труд, с огромным отрывом финишировали австрийцы и немцы, кидавшиеся на пойло как на медовуху Нибелунгов. На том и остановились. Один из старейшин, вооружившись международным реестром попечителей, ушел звонить в Берлин и Вену, а другой ласково похлопал старика по плечу и предложил обыкновенного, не хризантемового, чая лапсанг-сушонг.
Еще через шесть месяцев шипучка по (теперь уже “древнему”) рецепту Кху-Коньзи зафонтанировала из гораздо более серьезных сифонов. В Гамбурге и Куала-Лумпуре одновременно открылись офисы корпорации Chrysan Thé Beverage, GmbH. Продукт, направленный на западноевропейского потребителя, предполагалось назвать “КризанТэ” – каламбур оставлял французское слово “чай” болтаться на стебле подрезанной хризантемы. Напиток бутилировали в тонкие изящные емкости – удлиненное горлышко с дерзким расширением вызывало ассоциации с одиноким цветком в вазе; покупатель, таким образом, оборачивался трудовой пчелкой, а питье – интимным процессом опыления. На англоязычный рынок “Кризантэ” шел под кличкой попроще, “КрейзиТи”, а пчела находила более грубое воплощение в виде рисованной героини-талисмана, Крейзи Би: в рекламных роликах чокнутое насекомое описывало чкаловские восьмерки, в финале комично распластываясь по воображаемой изнанке телеэкрана. Увы, даже эта концепция оказалась для рядового потребителя слишком расплывчатой, и
