– Это ты ей ром вез? – спросил я, просто чтобы что-то спросить.
– И да и нет. То есть ей, конечно. Но чтобы… это… вылить. – Он поднял мокрое лицо. – Ты понимаешь?
– Кажется. Начинаю.
– Ладно, хватит с-соплей. – Фред встал, несмело шагнул к выходу и со второй попытки ухватился за дверную ручку. – Как ты думаешь, когда нас отсюда?
– Со дня на день, Фред.
– Да. Со дня на день. Точно. Спокойной ночи.
– Спокойной ночи, – сказал я, закрывая за ним дверь, и завалился обратно на кровать. Пошарил вокруг в поисках развлечений. В ящике ночного столика нашлась брошюра на четырех языках с объяснением, как работает кондиционер (Air Conditioner. Aire Acondicionado. Climatisation. Klimaanlage). Кондиционер не работал. Я лежал и читал эту брошюру, слушая нарастающий по частоте и громкости кашель за стеной. Квадрат белесого пластика начинал наполняться рассеянным солнцем десятого дня.
Армянская улица (Лебу Армениан), что проходит по самому центру Пенанга, обязана своим неожиданным именем братьям Саркис. Мартин, Тигран, Авиет и Аршак – квартет офранцуженных усачей – в свое время построили и содержали три лучших отеля Юго-Восточной Азии: “Гран-Палас” в центре Бангкока, сингапурский “Раффлз” и тавтологически нареченный “Истерн энд Ориентал” в Пенанге как таковом. Настолько колоритными персонажами были братья Саркис, что по британской Малайе о них ходил трехязычный и чрезвычайно несмешной анекдот: Who are orang sakai? – Armenian hoteliers. Не менее знамениты были постояльцы. Любой литератор, стоивший своего пробкового шлема, предпочитал воспевать местные brutalities из уюта безейно-белого “И энд О” с горячей водой и телефоном на каждом этаже; сюда волокли свой культурный багаж Редьярд Киплинг, Сомерсет Моэм и позднее – Грэм Грин.
Улицу Армянскую все это великолепие не затронуло. Ее отличает разве что обилие коньзи, китайских клановых домов, большинство из которых за последнее столетие пришли в упадок вслед за воздвигшими их кланами. Узнать такие легко: окна забиты крест-накрест, древний замок приржавел к щеколде, в многочисленные щели рассохшихся ворот видно, как между плит внутреннего дворика топорщатся узкие щетки травы. Есть дома побогаче, где в рядах закопченных дощечек на стене попечителей нет-нет да и встретишь новые, блестящие, с именами бостонских врачей и шанхайских автодилеров. А неподалеку громоздится Кху-Коньзи, оплот одного из самых могущественных китайских кланов Малайзии. В чайных салонах Пенанга любят рассказывать, как в надцатых годах прошлого века семейство Кху, празднуя победу над враждебным кланом, перестаралось с сусальным золотом и пучеглазыми львами и получило мягкую коррективу свыше: коньзи сгорел дотла. Реставрация святилища, пусть и в более сдержанном стиле, истощила клановую казну, и с любопытных чужаков стали брать по паре ринггитов за экскурсию.
