Дети танцевали.
* * *
Пока “Гритц Карлтон” доигрывали свой полуторачасовой сет, в гримерке остались только две давешние блондинки непонятного предназначения. Одну, в топе с драконом, уже забалтывал Тони; его правая рука рисовала в воздухе какие-то небоскребы, в то время как левая поглаживала дракона от головы к хвосту. Алан восседал на диване в почти той же позе, что Эй-Кей до него, полностью расстегнув рубашку, чего раньше не делал никогда, и сосредоточенно смотрел в телефон. По центру впалой груди проложил русло ручеек пота. Рядом присела блондинка в косухе.
– А вот на “Чаухаунде” пишут, что обязательно нужно заглянуть в “Эйвиари”, – крикнул он Эдди через всю гримерку. – Экспериментальная миксология. Это Грант Эйкетц, который “Алинеа”. Или все-таки лучше в “Чаркоул”? Там только одиннадцать мест, правда.
– Понятия не имею, – ответил Эдди, утирая лицо подолом майки. – Ты слышал, что в зале был Марк Ричардсон из “Питчфорк”? Мне звуковик только что сказал.
– Ебал я “Вилы”, – важно заявил Алан. Блондинка бросила к потолку кулак и испустила негромкий одобрительный возглас. Это, кажется, была ее рефлекторная реакция на формулировку “ебал я…”. Эдди сомневался, что у нее имелась четко сформулированная позиция по данному музыкальному порталу.
– Не уколись, – подал голос Брет. Стоило группе зайти в гримерку, он, не смущаясь барышень, разделся до трусов – Брет в принципе вел себя так, будто прижившиеся на нем с колледжа слои жира являлись родом одежды, – и теперь копался в сумке, выбирая новый наряд. Внеконцертный образ Брета ничем не отличался от концертного и состоял из пары джинсов Uniqlo (на самом деле двух одинаковых пар), потертого ремня-косички из разноцветных тесемок, некоторые из которых, лопнув, выпутались на свободу и образовали вокруг желейных бедер Брета подобие бахромы, и пяти маек в ротации столь жесткой, что, разбуди его кто-нибудь посреди ночи специально с этой целью, Эдди смог бы оттараторить порядок их чередования, не открывая глаз: красная с гербом Марокко, желтая с шестиногим огнедышащим псом – логотипом итальянской сети бензоколонок Agip, черная с надписью “Я ненавижу понедельники”, овсяного цвета с гербом дома Старков из “Игры престолов” и еще одна черная, без рисунка, зато в нежно-перламутровых пятнах крахмала от неудачной (или, наоборот, особенно удачной) стирки. Брет выбрал герб Марокко. Это означало хорошее настроение.
Эдди огляделся, заставляя себя запомнить этот момент. Никакого голливудского чуда там, на сцене, не произошло – восемьсот фанатов “Гритц Карлтон” не стали в одночасье поклонниками “Гистерезиса”. Но, отпрыгав, отпинав, отлягав, оттоптав и отмахав свое под “Мантру смирения”, они достаточно вымотались и подобрели, чтобы дать группе закончить сет. И это, как ни странно, казалось Эдди началом кардинально нового этапа. Того самого, о котором он тихо просил высшие силы вчерашним утром на выжженном солнцем холме близ Янгстауна.
