М а л а ш а. Здравствуйте… Я пришла поздравить Илью Максимовича…
В а с и л и й. Да с чем?!
Е ф и м у ш к и н (быстро, подмигнув Малаше). Он скоро сам будет. А здесь есть кого поздравлять.
М а л а ш а (смущенно пожимает руку Никонову). Очень вас поздравляю. (Входит переодетая в праздничный наряд Ольга Самсоновна). И вас разрешите, за сына…
О л ь г а С а м с о н о в н а (с улыбкой, косясь на Василия). Благодарствуем.
Е ф и м у ш к и н (подталкивает локтем Василия). Гляди орлом, орлом гляди!
М а л а ш а. Сегодня этого орла с большой высоты сняли.
Е ф и м у ш к и н. Откуда же это?
М а л а ш а. Портрет его в Дворце культуры, среди знатных стахановцев висел… Значит, это не вы распорядились?
Е ф и м у ш к и н. Нет, нет.
М а л а ш а. Там был товарищ Безуглый…
Б е з у г л ы й. Да, я, так сказать, подметил…
М а л а ш а (неожиданно подходит к Василию сжимает его руку.) Ничего, Василек, ничего.
В а с и л и й. Лашенька…
М а л а ш а. Я тебя сама еще раньше сняла.
В а с и л и й. Но я вернусь, ты веришь? Издохну, а вернусь.
М а л а ш а (сдерживая слезы). Вот и хорошо. Только бы светлым тебя видеть, совсем светлым. Чтобы чувства свои перед собой же не приходилось оправдывать. А вся эта слава… была бы совесть чиста! (С вызовом.) Все равно я тебя люблю. Слышишь? Никогда ведь не говорила, все только тебя слушала, а сейчас, вот, хочешь — при людях… Люблю, люблю… (Плачет.)
О л ь г а С а м с о н о в н а (утешает Малашу). И-и, милая… Мой Максим не в такие переплеты попадал. А я… чем горше горе, тем сильней его любила. И все перенесли.
Входит Максим Федосеевич. Изо всех его карманов торчат бутылки вина. Бутылками донельзя заняты и его руки.
М а к с и м Ф е д о с е е в и ч. Освободите мои руки… (Фурегов и Никонов бросаются помогать Максиму Федосеевичу. Бутылки составляют на стол.)
Е ф и м у ш к и н (сурово). Ваша инициатива, товарищ Безуглый, развивается, мягко говоря, не в том направлении.
Б е з у г л ы й. Но человек ведь уже давно в числе передовых не значится…
Е ф и м у ш к и н. Все течет, все изменяется, товарищ Безуглый.
М а л а ш а (утирая слезы). Ох, и мудрая ж наука эта диалектика, Александр Егорович.
В а с и л и й. И не сразу дается.
Б е з у г л ы й. Товарищи… я ни на одну минуту не хотел бы омрачать наш праздник… (Подходит к Фурегову.) В этот день хочется отдать должное вам, Николай Порфирьевич, как человеку, без которого были бы невозможны нынешние успехи и торжество.
О л ь г а С а м с о н о в н а. Праздник… торжество?..
