Лыжи глубоко проваливались в белый снежный пух. Трудно было поверить, что рыхлый, в полметра толщиной, снег выпал всего лишь за ночь. Ни соринки, ни черточки не было на свежем снегу. В распадке еще держалась утренняя синь, а вершины Зубчатки, обновленные снегом, сверкали на солнце. Не было ни малейшего ветерка. Редко случается так на Камчатке. И от этого тишина была тревожной.
«Шатуну некуда податься, кроме как на берег океана, — подумал Витька. — Там всегда есть выбросы, туда он и пойдет, тем более после такого снегопада».
Впереди на вершине сопки произошло чуть заметное движение, как будто вздулся снег. И вдруг он ожил, по всему склону — пошла лавина. На уступе она прыгнула, как живая, пролетела над обрывом и ударилась в дно распадка. Снег, смешанный с деревьями, был серым, как пепел. От удара, словно дым от взрыва, взметнулась снежная пыль, раздался глухой тяжкий звук, и Витька понял, что за вздохи будили его ночью. Это вздыхала «белая смерть» — сходили лавины.
На сопке лавина сбрила березы, в минуту проделала широченную, как магистраль, просеку. Далеко вокруг места, куда она рухнула, воздушной волной сбило снег с деревьев. Они потемнели и, будто в трауре, стояли у месива поломанных, искореженных деревьев.
По рыхлому снегу путь к океану был долгим…
Счастьем показалась твердая земля под ногами, с которой океанские волны убрали снег. Был отлив. Между океаном и снегом тянулась широкая полоса пепельного вулканического песка. Он промерз и был крепким и ровным, как асфальт. В снежном берегу темнело множество зеленоватых пещер и ниш, зацементированных солеными брызгами.
Витька нашел царапины когтей и вдвойне обрадовался удаче: и следы нашел, и угадал, что зверь выйдет к океану.
Берег хорошо просматривался вдаль, но идти нужно было осторожно: медведь мог затаиться в снежной нише. В одной руке Витька нес наготове ружье, другой держал на плече лыжи. То и дело приходилось оглядываться: шатун мог неслышно выскочить сзади — прибой глушил звуки.
Медведь нашел китовый позвонок, похожий на вывернутый пень, долго кувыркал его, пытался грызть… Потом когтями скреб мерзлую морскую капусту.
Вода в океане была серой, всхолмленной волнами. Изредка вдали выныривали нерпы. Их головы, как будто в блестящих шлемофонах, появлялись среди сутолоки волн. Летали пестрые утки-морянки. Иногда над самой водой проносился черный баклан и пропадал за рваными гребнями.
Гераська рассказывал как-то, что однажды зимой выбросило кита. Лисицы прогрызли в нем норы, чтобы есть внутри незамерзшее мясо. А когда подходили волки, они прятались в этих норах и вся шерсть у них слиплась от китового жира…
