— А где же остальные?
— Всю упряжку машина махнула. Всех смяло, и хозяина вместе с ними. Только эти двое остались…
По зеленым стенам палатки гонялись отсветы огня. Привычно шелестела метель над брезентом.
И вдруг к этим привычным звукам прибавился еще один — в углу под дровами мышь или полевка начала грызть сухарь. Витька хотел бросить туда шапку. Но Гераська сказал:
— Не тронь. Я ее уважаю.
— Почему уважаешь? — удивился Витька.
— Какая в палатке живет, трогать нельзя, она тут хозяйка. У меня в избушке на Бормотинском мышка по полу, как кошка, ходила. Сахарку ей прямо из пальцев давал. Если убьешь, на ее место со всего леса мыши полезут. А она чужих не пускает. Может, слышал, недавно пищали? Это она чужих не пускала.
…В печке совсем прогорело. В палатке было темно, как в глубокой пещере. Наступило ли утро или все еще длилась ночь, можно было узнать, заглянув в печку: днем через трубу в нее пробивается свет. Витька нащупал дверцу. В печке было темно. Чиркнул спичкой, взглянул на часы — вроде бы скоро должно рассветать. Зажег свечку.
В палатке стояла непривычная тишина.
— Метель умаялась, затихла, — сказал Гераська.
Пока еще не рассвело, вскипятили воду, натаянную из снега, заварили чай и позавтракали. Потом в заметенных снегом сенях стали пробивать дыру.
Витька без устали бросал себе под ноги снег, вставал на него и пробивал палкой выше, пока не ударил в лицо свежий морозный воздух — в проломе наверху виднелось черное звездное небо.
— Ночь еще, — сказал Витька.
— Вылезай, вылезай, сейчас разглянется.
Но звезды были повернуты по-ночному. Долго еще пришлось ждать рассвета. По Витькиным часам был уже полдень, когда темноту наконец немножко разбавило светом.
Над палаткой намело сугроб, похоронивший, как могильный курган, всю затею с охотой.
— Пойду соберу капканы, — сказал Гераська, — все равно долгоносики приманку сожрали, толку не будет. И домой пора, как раз к новогодней елке поспеем. Ты собирай все, укладывай, я скоро. А домой, под гору, мы за пару часов домчимся.
Прав был Гераська: домой, да под гору, собаки бежали так, что ветер заламывал назад уши меховых шапок.
Витька сунул руку в карман и наткнулся на кедровые орехи.
— Ты положил? — спросил он Гераську.
— А я думал, ты мне насыпал. У меня тоже в кармане. — Гераська поднял руку поближе к глазам. — Смотри-ка, это нам хозяйка палатки подложила, — засмеялся он. Среди отборных орешков кедрового стланика виднелись зернышки гречневой крупы, той самой, которую бросили бесхвостой птичке. Полевка собрала крупу, перетаскала в палатку, а потом нашла карманы и приспособила их под закрома…
