— Что ты еще знаешь об этих нападениях?
Оттопырив нижнюю губу, он сморщил лоб и пожал плечами:
— Все, кого они забирают, пропадают без вести. Ими командует здоровенная хрень, вроде человек, а башка собачья… Как его… Канабис? Ананас?
— Анубис.
— О, точно. Вот и все, больше ниче не знаю.
— Спасибо. Разрулю проблемы — надо будет этим заняться.
— Ну, займись. Тридцать кэгэ за порох, — повторил Мамонт.
Хреновый расклад. Анубис в союзе с Кайзером каким-то образом подчинили киборгов из НИИ и теперь — что, усиленно строят свою армию? Нападают на поселки, воруют неписей, клепают роботов и заодно отрабатывают боевые навыки. Готовят платформу для нападения на Технозамок? Ну да, чтобы заполучить Излучатель, хотя зачем он им?
Подул ветерок, принес запах тины. Качнулась платформа перед штаб-квартирой оружейников, я оглянулся на серый монолит тюрьмы с бойницами, пожал руку Мамонта и направился к Буксирчику, зажатому двумя охранными катерами.
Только сейчас до меня дошло, какое безрассудство совершил под влиянием эмоций: моя телепортация сюда — билет в один конец. Если бы Мамонт начал быковать, пришлось бы его прирезать, а потом меня пустили бы на корм зубаткам.
Мы с Гудвином залезли на причаливший баркас, поплыли к Буксирчику. Стоящий у штурвала Онотоле помахал рукой. Белую шапку с синим помпоном он сменил на фуражку, похожую на офицерскую.
Когда я взбирался по трапу, капитан подошел, стараясь не смотреть на Гудвина, загудел:
— Барсы нормальные хлопцы, мы с ними сработались. Сам как?
— Сначала надо найти оружейную лавку, где торгует Трясучка, потом — в штаб к Барсам. У меня все отлично.
— Да? А физиономия кислая.
— Не кислая, а озабоченная. Оружейники подкинули работенку. И отказался бы, да выхода нет. Пока не буду говорить, что надо сделать, но если все получится, результат тебе понравится.
— Верю на слово. Работать никто не любит. Особенно если не по призванию.
Я усмехнулся:
— Как раз-таки по призванию, просто слишком много всего надо делать. Так ты знаешь, где лавка этого Трясучки?
— Знаю. Ох, и мутный он, осторожней с ним.
Гудвин не стал прятаться в каюте, замер у правого борта и смотрел на проплывающие мимо затопленные дома, окутанные то ли предрассветным туманом, то ли миазмами. Онотоле косился-косился на него, потом сглотнул и спросил шепотом:
— А можно его потрогать? Прикоснуться, так сказать, к своему страху? Вдруг отпустит?
— Можно, — отозвался Гудвин. — Только спину.
Я передал его пожелание Онотоле. Одной рукой удерживая штурвал, вторую тот положил на спину Гудвину, зажмурился. Открыл один глаз, потом — второй. Погладил меха-пса и прохрипел:
