— Да нет, почему же… может, конечно, но я думал, ты займешься химией или пойдешь в артистки. Ну, на сцену.
— Я и сама хотела пойти на сцену, — призналась я чистосердечно, она была рада, что ей есть кому поплакаться на свою нелегкую судьбу, — но отец категорически против. Не пускает. Говорит, дескать, если тебе так хочется на подмостки, пойди в баню. Там есть полок.
Тоомас Линнупоэг хихикнул.
Майя не среагировала на хихиканье Тоомаса Линнупоэга и продолжала:
— Ну вот, я и устроила забастовку. Понимаешь, высказываю протест. Раз они не пускают меня в актрисы, и стану поварихой.
— Я очень рад, что ты станешь стряпухой, — сказал Тоомас Линнупоэг.
— Что-о? — взвизгнула Майя, и два больших пирожных чуть не выскочили из нее обратно.
— Я очень рад, — повторил Тоомас Линнупоэг.
— Почему? — охнула Майя уже потише, все-таки она находилась в кафе и не могла дать волю своему возмущению. Как посмел Тоомас Линнупоэг над ней издеваться!
— Потому что я тоже иду в кулинарное училище.
— Ты? — удивилась Майя и прыснула со смеху. Её дурное настроение словно ветром сдуло.
— Да, я, — кивнул Тоомас Линнупоэг. — Мне очень нравится печь пирожные и, насколько мне известно, все лучшие кондитеры и повара — именно мужчины.
Тоомас Линнупоэг молча благодарил судьбу за то, что Майя, чтобы насолить родителям, не выбрала профессию воспитательницы детского сада. С каким бы видом он тогда объяснял ей, что ему больше всего на свете нравится нянчить ребятишек? Нет, так далеко он все же зайти не смог бы. И все-таки Тоомас Линнупоэг чувствовал, что Майя ему не очень-то поверила. Поэтому он добавил:
— Если тебя такое объяснение не убеждает, я могу предложить и другое.
— Какое же? — поинтересовалась Майя.
— Я поддерживаю твою забастовку.
— А может быть, у тебя есть еще в запасе и третье объяснение? — ехидно спросила Майя.
Тоомас Линнупоэг сделал равнодушное лицо. Вернее, он помрачнел и буркнул:
— У меня, что ли?
— У кого же еще?!
— Не понимаю, какое еще объяснение?
— А такое: ты хочешь пойти в ту же школу, в которую пойду я.
Тоомас Линнупоэг не знал, сказать ему «да» или «нет». И счел за лучшее расхохотаться. Смех, этот верный помощник, и прежде не раз выручал его в трудные минуты жизни.
Тоомас Линнупоэг и его необыкновенное чутье
Итак, вчера в жизни Тоомаса Линнупоэга произошло знаменательное событие: он решительно определил свое будущее, или, иными словами, выбрал себе специальность, о чем он, правда, поначалу не посмел и заикнуться родителям. После незабываемого посещения кафе Тоомас Линнупоэг проводил Майю до дому и всю дорогу объяснял ей научное значение гастрономии, — ведь у Тоомаса Линнупоэга было необыкновенное чутье и оно иной раз подсказывало ему, как лучше поступить. Правда, незадолго перед этим Тоомас Линнупоэг разразился гомерическим хохотом и вроде бы сам себя высмеял, однако теперь этот смех можно было истолковать и иначе, а именно — отнести его в адрес Майи. Во всяком случае, Тоомасу Линнупоэгу хотелось убедить Майю, будто он и впрямь испытывает серьезный интерес к поварскому искусству, а как поймет его недавний смех Майя, это уж ее дело. Тоомас Линнупоэг мог поговорить на любую тему, если в этом была настоятельная необходимость, а вчера его красноречие было особенно велико. Калории, углеводы и прочие термины в том же духе выпархивали изо рта Тоомаса Линнупоэга, словно птички, и вились вокруг него и Майи.
