Вечером вернулся Чумбока. За ним следом шагал Красюк со своим нелепым узлом.
– Тайга сильно плачет, – сказал Чумбока, сразу же подсев к костру. – Моя пугайся. Иди надо, прыгай косулей, скачи белкой.
– Что случилось? – удивился Сизов. Идти, а тем более скакать белкой ему сейчас очень не хотелось.
– Слухай, слухай, лес кричи, беда иди.
Сизов прислушался. Стояла глухая тишина.
– Не идти же на ночь глядя?
Чумбока ничего не ответил, встал и пошел укладывать свой вещмешок.
Ночью Сизов проснулся от смутной безотчетной тревоги. Встал, вышел из избушки. Увидел Чумбоку, сидя дремавшего возле костра. В лесу необычно громко кричали филины, ревели изюбры. Тихо, чтобы не побеспокоить Чумбоку, он вернулся обратно, осторожно притворив за собой дверь, лег и отчего-то долго не мог заснуть.
Утро вставало тихое, солнечное, и тревога, беспокоившая Сизова ночью, улетучилась. Только Чумбока все метался возле зимовья, что-то подправлял, что-то доделывал.
– Гляди, капитана, гнус, комар пропади, – сказал он.
– Ну и хорошо, – улыбнулся Сизов. Болезнь, видать, отходила, чувствовал он себя лучше.
– Тайга хитри. Моя бойся. Надо беги соболем.
– Раз надо, значит, надо, – согласился Сизов. Не первый год общался он с местными охотниками и знал: если они что говорят, слушай и исполняй. Иначе пожалеешь, спохватишься, и дай бог, если не слишком поздно.
Красюк был непривычно тих после вчерашнего, смотрел из-под бровей то ли стыдливо, то ли злобно – не поймешь. Только один раз сказал угрюмо:
– Сдрейфил чалдон.
Сизов никак не отозвался, и Красюк больше не лез со своими замечаниями, не мешал.
Они собрались быстро, перекусили на дорогу, напились чаю и пошли по распадку вниз, где еще лежали хвосты белого тумана. Лес время от времени начинал шуметь, словно трепетал перед неведомой опасностью. И тогда Чумбока поглядывал на небо и торопил:
– Ходи шибко, прыгай сохатым. Моя боись.
– Чего ты боишься-то? – спросил его Сизов.
– Либо лес ломайся, либо огонь ходи. Надо беги, вода иди.
За день прошли немного. К вечеру вошли в сырой лес, где пахло папоротниками, потной корой, влажными мхами. Здесь решили переждать ночь. Выбрали площадку, свободную от подлеска, разожгли костер.
Ночью шумел ветер, и, как вчера, лес был полон тревожных голосов. Утро пришло тихое, солнечное, но Чумбока все беспокоился, суетился, торопил в дорогу.
– Шибко, шибко надо, моя боись.
Утром спустились в низину, пошли по кочковатой равнине, заросшей высокой травой, редкими кедрами и соснами. Коричневые птички пищухи, как всегда, бегали по стволам, в кронах кедров суетились корольки, пеночки-теиьковки. В синем чистом небе кружился короткохвостый орел-гусятник. Чумбока проследил за орлом, высмотрел блескучее пятнышко озерца и стайку казарок на нем.
