Правда, на самой Ниакрис этих шрамов появилось чуть ли не два десятка, в том числе пара — на лице. Небольшие и не слишком заметные, но, как ни крути, — шрамы. Как у настоящего воина.
* * *
Жизнь в стране поури поражала полной своей внешней безалаберностью и бестолковостью. Ниакрис очень быстро поняла, что здесь нет ни князя, ни его дружинников, ни важных ученых волшебников, ни лекарей, ни книгочеев, ни монахов. Поури жили только войной. Война кормила, поила и одевала — разумеется, тех, кто сумел с нее вернуться. В бою каждый был за всех и все — за одного; но потом, когда отряды возвращались домой с награбленным, каждый оказывался сам за себя. Каждый лечил себя сам, как умел; как умел, ладил себе оружие; как умел, кроил и мастерил одежду из взятой добычи. Сильные забирали у слабых, и никого это не удивляло, и никто не пытался этому помешать. Слабые, в свою очередь, или отбирали у еще более слабых, или сбивались в ватаги и нападали на окрестные земли на свой страх и риск.
Ниакрис не увидела здесь ни женщин, ни стариков, ни детей. На ее вопросы поури отвечали, просто пожимая плечами:
— А зачем они нам?..
До вопроса «а откуда ж вы тогда беретесь?» Ниакрис, наверное, тогда еще просто не доросла.
…Прошло несколько дней, и поури, учивший ее сражаться, неожиданно перестал делиться с ней едой.
— У нас, красавица, так — что добыл, то твое, — с ухмылкой пояснил он ей, щеря в нехорошей усмешке мелкие острые зубы. — А коли не добыл, так на себя пеняй. Усекла, э?
— Усекла, — кивнула девочка. Ей очень хотелось есть — в изобилии у поури имелась только вода.
— Тогда иди, — сказал ей поури, помешивая обгрызенной деревянной ложкой в помятом котелке. — Иди и хоть пригоршню сухарей себе добудь. Помни — назавтра сил станет меньше. А значит, и отнять будет сложнее.
Поури отвернулся и отправил в рот полную ложку своей дурнопахнущей каши, давая понять, что разговор закончен.
Ниакрис молчаливой тенью выскользнула из шалаша.
Поселок — не поселок, стойбище — не стойбище, короче — лагерь поури кишмя кишел народом. Большинство занималось вполне мирными хозяйственными делами (в которые, правда, не входило земледелие или, к примеру, ткачество со скорняжничеством) — время от времени прорыскивали вооруженные до зубов группки карликов, злобно зыркая во все стороны, словно выискивая, с кем бы подраться. Ниакрис нигде не видела ни огородников, ни пахарей — словно поури вообще добывали пропитание невесть откуда. Кстати, их любимая каша варилась из семян буйно росшего повсюду сорняка, вымахивавшего в полный рост взрослого человека.
