Поури, все так же молча, развернулись и ринулись туда, где продолжало упрямо и упорно отбиваться мужичье ополчение. Оно было уже обречено, но кто среди сражавшихся ведал об этом?..
— Пойдем, — маг повернулся к своему спутнику-вампиру. — Нам здесь больше делать нечего. Надо спешить, а то Велиом опять ускользнет.
* * *
Скит прятался в густой чаще, не сразу и найдешь — тем более после того, как волшебство заплело и спутало все ведшие к нему тропинки. Девочка сидела на покрытой лоскутным ковриком лавке, поджав к подбородку исцарапанные коленки. На вид ей можно было бы дать лет семь-восемь: самая обыкновенная девчонка, каких тысячи в землях Княж-города: курносая, слегка конопатая, волосы выгорели на солнце почти что до белизны. Скуластое лицо не отличалось красотой, скорее даже наоборот — малоподвижное, какое-то оцепенелое; и жили на нем только глаза, чудные карие глаза, большие и мягкие.
Девочка вроде бы играла — вертела в руках и так и эдак тряпичную куклу, но — странное дело — у куклы не было нарисовано ни рта, ни носа, ни глаз. Пожалуй, другие деревенские девчонки удивились бы даже — как же с такой можно играть? Пугало какое-то, а не кукла.
Девочка вздохнула. Ни у одной из ее кукол — как и у других игрушек — не было лица. Мама и дедушка запретили ей это раз и навсегда. Девочка хорошо рисовала, ей не составило бы труда сделать это самой — но этот запрет был одним из тех немногих, нарушать которые она не могла ни при каких обстоятельствах. Потому что иначе она погубит всех — и маму, и дедушку, и дядю. И себя саму она тоже погубит, и никто, никто-никто-никто не сможет ей тогда помочь.
Ей нельзя было делать ничего волшебного. Нельзя было созывать в гости крошечных цветочных фей, поить их разведенным медком, чтобы они потом сплясали ей свои чарующие танцы под льющуюся музыку сотен крошечных невидимых арф; нельзя было разговаривать с наядами и дриадами, хозяйками ручьев и деревьев; нельзя было ни в кого превращаться — когда она была совсем маленькой, ей очень хотелось стать мышкой, посмотреть, как устроены их норки: мама успела остановить ее только в самый последний момент, очень испугалась, плакала, хотела отшлепать дочь; выручил дедушка, он просто показал девочке посредством совсем несложного волшебства, что ничего интересного в мышином жилище нет и быть не может.
Собственно говоря, этим список запретов исчерпывался. Кроме, пожалуй, еще одного, зато стоившего, пожалуй, всего остального, — никогда не играть с другими ребятами.
