— Чем скорее я прикончу Врага, тем больше гномов спасу по-настоящему, — бросила Ниакрис. Она наконец-то смогла отдышаться.
За завалом послышались глухие удары — похоже, зомби вознамерились проложить себе дорогу через воздвигшуюся у них на пути баррикаду.
— Идем, — Ниакрис схватила монаха за руку.
— Да куда тебе, после перекидывания едва на ногах стоишь! — всполошился монашек.
— М-молчи, — зарычала Ниакрис не хуже настоящей тигрицы. — Говорю — идем, значит, идем. Я знаю, что делаю…
— Что делаешь, что делаешь — себя убиваешь, — встопорщился монах. — Глупости это все, пони…
— Идем, — потянула Ниакрис за собой монаха. — Рассказ о своем чудесном спасении можешь отложить на потом. Все прочие словеса тоже. Если там и в самом деле гномы гибнут — надо торопиться, а то и впрямь спасать некого будет.
— Кто б против слово говорил, — буркнул монах. — Идем…
Винтовая лестница круто уходила вверх. Ниакрис сделала шаг, другой и внезапно покачнулась от слабости, так что ей даже пришлось опереться рукой о стену.
— Эй, что с тобой? — встревожился монашек. — Ранили, что ли?
Ниакрис отрицающе покачала головой. Нет, на ней не было и царапины. Она не растратила магических сил, она, казалось бы, птицей должна взлететь по этой треклятой лестице — а вместо этого она замерла, и руки дрожат, и ноги подкашиваются, и нет сил одолеть эту постыдную дрожь, и кажется — хватило бы храбрости, так просто перерезала себе сейчас горло, потому что ожидающий ее конец ужаснее всего, что способно представить слабое человеческое воображение. Даже если она сразит Врага — ей самой не миновать гибели. И притом такой, что участи растерзанных «зомбями» гномов можно только позавидовать.
Монах осторожно коснулся ее лба. Ладонь оказалась сухой и лихорадочно горячей, но зато накатившую дурноту и слабость словно ветром сдуло.
— Идем, — она оттолкнулась от стены.
Мрак послушно отступил — монах, не мудрствуя лукаво, зажег «светляка» — маленький горящий шарик, что парил прямо над их головами.
Лестница была очень узкая и крутая — на такой удобно держать оборону. Идти по ней можно было только поодиночке.
— Погоди, дай мне первым, — сунулся вперед монашек.
Ниакрис молча отстранила его со своего пути.
Ступени. Самые обычные каменные ступени. И ни стражи, ни решеток, ни ловушек.
Она сделал первый шаг.
И перед глазами тотчас встал убитый ею когда-то поури, самый первый из длинного ряда тех, кому суждено было пасть от ее руки, — тот самый поури, которого Ниакрис убила ради плошки с дурнопахнущей кашей.
