Немецкая колбаса, чего доброго, вздумает теперь судом долг-то с них требовать, а у них денег самая малость осталась. Когда еще получка из дома будет! Старый барин тоже теперь не при деньгах: хлеб-то еще в поле.
И действительно, Максимов тоже беспокоился теми же соображениями, что и Мишка. Очень будет досадно, если Клокенберг пойдет жаловаться на него начальству. В том обществе, в котором он вращается, все уверены, что он — человек если не богатый, то во всяком случае с достатком, и только временно, как могло случиться и со всяким другим, очутился в затруднительном положении. А тут вдруг окажется, что он и в год не получает от отца того, что задолжал проклятому немцу за одно платье, не говоря уже о содержании и квартире. Но как же было воздержаться от искушения нарядиться по моде (да еще запрещенной, что усиливало ее прелесть), когда человеку двадцать два года от роду и он обладает такой красивой наружностью, что женщины с улыбкой оборачиваются, встречаясь с ним?
Тотчас же по приезде Максимов явился на поклон к графине Авдотье Алексеевне Батмановой с рекомендательным письмом от отца, в платье работы доморощенного портного. Дома последнее и ему, и всем казалось верхом изящества и щегольства. Но как велико было разочарование Максимова, когда в гостиной приятельницы его покойной матери он увидел представителей здешней светской молодежи! Никто не носил того, что было надето на нем. Разве только на разночинцах да на подьячих, не вхожих ни в одно порядочное общество, можно было видеть такие уродливые камзолы, безобразные кафтаны и непозволительные кюлоты, как те, что были на нем.
Графиня Авдотья Алексеевна была слишком добра и умна, чтобы дать Максимову почувствовать, что он одет смешно; она приняла его очень милостиво, расспрашивала про его родителей, сказала, что мать его была любимая ее подруга, а отец — честный, благородный человек, настоящий дворянин, с которого многим из нынешних бояр не мешало бы взять в пример. Эти слова графиня произнесла нарочно громко, чтобы все общество, собравшееся в ее гостиной, слышало их и, разумеется, после этого, если бы даже ее гости были менее хорошо воспитаны, то и тогда никто из них не позволил бы себе явно издеваться над юным провинциалом; но исподтишка они, наверное, посмеивались над ним.
Впрочем, тут были зеркала, красноречивее всяких слов напоминавшие Максимову про безобразие его костюма.
Особенно усиливало его досаду убеждение, что он и лицом красивее, и сложен лучше многих из франтов высшего общества, явившихся в тот день, в воскресенье после обедни, засвидетельствовать почтение всеми уважаемой старушке. К его стройному, высокому и тонкому стану несравненно лучше, чем к ним, пристал бы французский открытый фрак, пышное жабо и короткие кюлоты. Собственно говоря, только этого и недоставало ему, чтобы производить должный эффект в столичном обществе.
