У Чарушиной своей личной жизни уже давно не было. Чтобы посвятить себя вполне государыне, она не только не вышла замуж, но отказалась навсегда от родства и дружбы. Государыня помимо ее желания разыскала ее брата, чтобы вывести его в люди. Марфа Андреевна помешать этому не могла и даже, как мы видели, заинтересовалась судьбой братниной семьи; но из всей этой семьи она приблизила к себе одну только Фаину, с остальными же держала себя так же далеко, как с чужими. Чтобы быть полезной своей царице, она выработала в себе такую сдержанность, что при ней не осмеливались намекать даже на то, о чем говорил весь город. Все, что касалось интимной жизни государыни, Марфа Андреевна считала величайшей тайной, которой никому в мире не позволяла касаться. Если бы от нее зависело, она запретила бы произносить всуе имя императрицы, и так ревниво следила за тем, чтобы из дворца, обитаемого ее госпожой, когда она была еще царевной, ничто не получило огласки, что многие были такого мнения, что без Марфы Андреевны и переворот не удался бы. Предчувствовал без сомнения это и Бирон, когда он указывал покойной императрице Анне Иоанновне на Чарушину, как на опаснейшую из преданных царевне Елизавете Петровне душ. Многое знала Марфа Андреевна, многое могла бы выяснить и опровергнуть, но всегда держалась такого мнения, что несравненно полезнее оставлять людей в заблуждении, чем насильно навязывать им правду, из которой они все равно выведут не то, что есть, а то, что им хочется, чтобы было.
— Тому, что без основы наплетено, держаться не на чем, и оно само собою рушится, — говорила она, когда ее упрекали в том, что она не пытается опровергнуть городские сплетни, ходившие про ее госпожу, тогда как для этого достаточно было бы одного ее слова.
Была у Марфы Андреевны еще другая поговорка, отчасти объяснявшая причину неизменной к ней привязанности и доверия государыни. «Во дворце не говорить надо уметь, а молчать», — слышали от нее не раз те, которых она удостаивала своим расположением. Таких было немного, доверия же своего она никому на свете не дарила.
Все это государыня понимала сердцем, всегда чутко развитым у женщин в ее положении, поставленных со дня рождения особо от остальных смертных и привыкших смотреть на людей сверху вниз.
Вот в чем надо было искать причины ее пристрастия к Марфе Андреевне, которой не надо было ни кривить душой, ни льстить, чтобы быть необходимой своей царице.
Всегда, когда государыня приходила к ней изливать душу, Марфа Андреевна принимала меры предосторожности против любопытных, и люди ее строго следили за тем, чтобы никто не мог подслушать то, что говорилось между их госпожой и высокой гостьей.
