Уложивъ Мелитину Петровну спать, Анфиса Ивановна собрала въ свою спальную и Дарью Ѳедоровну, и Домну и вмѣстѣ съ ними начала припоминать подробности посѣщенія брата Петра Ивановича.
— Вотъ я не припомню хорошенько, говорила Анфиса Ивановна, — былъ-ли въ то время братъ Петръ Иванычъ женатымъ или вдовцомъ.
— Кажись вдовцомъ! прошептала Дарья Ѳедоровна.
— Ой женатымъ! подхватила Домна. — Я помню что съ нимъ пріѣзжала какая-то дама, красивая, высокая, румяная…
— Это была не жена, а кормилица!
— Нѣтъ, жена. Я какъ теперь помню, была имъ отведена угольная комната и они въ одной комнатѣ спали… а кровать была одна, закрытая кисейнымъ пологомъ отъ комаровъ.
— Ты все перепутала, Домна! говоритъ Анфиса Ивановна. — Кровать съ пологомъ мы устраивали для архіерея, когда онъ ночевалъ у насъ.
— А гдѣ же дама-то спала?
— Съ архіереемъ не было никакой дамы.
— Съ кѣмъ же дама пріѣзжала?
И старухи умолкали и углублялись въ воспоминанія. Но какъ онѣ ни хлопотали, ничего припомнить не могли и, напротивъ, спутались еще болѣе и въ воспоминаніяхъ этихъ Петръ Иванычъ то оказывался холостымъ, то женатымъ и пріѣзжавшимъ вмѣстѣ съ женой, но безъ ребенка, то вдовцомъ съ кормилицей и ребенкомъ. То представлялся онъ имъ хромымъ, то гусаромъ съ длинными усами, стройнымъ, ловкимъ и лихимъ. Наконецъ дошло до того ужъ что Петръ Ивановичъ никогда даже и не пріѣзжалъ и что Мелитина Петровна все наврала и никогда въ Грачевкѣ груднымъ ребенкомъ не была… Позвали Потапыча; стали спрашивать его: не припомнитъ ли онъ, пріѣзжалъ ли лѣтъ двадцать тому назадъ Петръ Ивановичъ съ кормилицей и съ груднымъ ребенкомъ? Потапычъ тутъ же припомнилъ.
— Да какъ же! почти вскрикнулъ онъ. — Извѣстно пріѣзжалъ съ ребенкомъ и съ кормилицей. Еще помните разъ, опосля обѣда, ребенокъ потянулъ за скатерть и всю посуду переколотилъ!
— Такъ, такъ, такъ, затараторили старухи и въ ту же минуту въ ихъ памяти воскресла вся картина пріѣзда Петра Ивановича со всѣми ея мельчайшими подробностями. Вспомнили что дѣйствительно лѣтъ двадцать тому назадъ Петръ Ивановичъ пріѣзжалъ въ Грачевку вдовцомъ съ ребенкомъ и кормилицей и прогостилъ недѣли три. Что кормилица была очень красивая, бѣлая, стройная, чернобровая и спала вмѣстѣ съ ребенкомъ въ угольной комнатѣ, а Петръ Ивановичъ въ гостиной, на диванѣ. Но какого пола былъ ребенокъ — они рѣшительно припомнить не могли, а такъ какъ на часахъ пробило уже двѣнадцать часовъ ночи и всѣ она уже дремали, то порѣшили что вѣроятно ребенокъ былъ дѣвочка, такъ какъ отецъ ужь никоимъ образомъ при крещеніи ребенка не назвалъ бы мальчика Мелитиной, ибо Мелитина имя женское.
