— Будто это не вывелось?
— Что? — переспросил дьякон.
— Любовь к горластым дьяконам?
Но вместо ответа дьякон как-то удивленно глянул на меня и только покачал головой: «Чудак, дескать, ты большой руки!»
Едва однако успели мы отъехать две-три версты, как позади нас послышался стук экипажа. Мы оглянулись и увидали догонявший нас тарантас. Тройка рослых серых лошадей крупной рысью катила тарантас по гладкой дороге, поднимая целое облако пыли. Дьякон долго всматривался и наконец проговорил:
— А ведь лошади-то брюхановские!
— Его и есть, — подхватил кучер.
— А вы говорили, что он в Москве.
— Стало быть, вернулся.
Действительно, ехавший в тарантасе был не кто иной, как сам Степан Иваныч Брюханов.
— Стой! Стой! — закричал он кучеру, поравнявшись с нами.
Лошади были немедленно остановлены, и как только поднятая экипажами пыль миновала, мы вступили в разговор.
— Здравствуйте! — заговорил Степан Иваныч. — Далеко ли пробираетесь?
— На охоту. А вы?
— Да вот сюда, к баронскому управляющему.
— В Белгазу? — спросил дьякон.
— Да, в Белгазу.
— А мне сказали, что вы в Москве.
— Я из Москвы и еду. Только сейчас из вагона.
— По делу ездили?
— Мы без дела не ездим.
И вслед за тем, сделав самую приятнейшую улыбку и как-то особенно лукаво прищурив и без того уже узенькие глазки свои, он проговорил, потирая руки:
— Поздравьте-с.
— С чем? — спросил я.
— Лесок у барона купил; изволите знать тот, который к моей меже подходит? За тем самым и в Москву ездил-с.
— Дорого купили? — спросил дьякон.
Лицо Степана Иваныча мгновенно приняло озабоченный вид.
— Ох, уж и не говорите! — вздохнул он. — Погорячился… выждать бы следовало, а у меня, словно у ребенка, терпенья не хватило.
— На сруб? — спросил я.
— На сруб.
— Почем за десятину?
— По сту рублей-с.
И Степан Иваныч даже закрыл глаза, между тем как дьякон разразился громким хохотом.
— Ты чего же хохочешь-то, кутья проклятая! — обиделся Степан Иваныч. — Ну, чего ржешь-то, словно жеребец какой!..
— Да как же не ржать-то! — кричал дьякон. — Сто рублей дорого! Тут вот, около нас, Полозов тоже свой лес продал — супротив баронского-то хворост, да и то по триста рубликов сгладил… вот что-с!.. А во сколько лет вырубить?
— В двадцать, — ответил Степан Иваныч.
— С порослью?
— Известно, с порослью.
— Чрез двадцать-то лет у вас новый лес вырастет, опять руби!
И дьякон снова разразился хохотом. Но на этот раз Степан Иваныч не обиделся, а напротив, даже сам присоединил свой тоненький старческий хохот к громкому хохоту дьякона, заслыша который захохотал даже и кучер Степана Иваныча. Но хозяин остановил последнего.
