С первого же дня Максю удивила обстановка почтовой жизни. Он увидел такой беспорядок в почтальонских семействах, какого он не замечал у хозяек-мещанок; пьянство женщин, ругань их, драки между собой и свободное обращение интересных особ с мужчинами вскружили его голову,
— А, новичок, здравствуй! — сказала ему одна молодая девица, когда он вошел к одному почтальону, у которого было в сборе три семьи, составляющие шесть женщин и двоих мужчин.
— Как зовут? — спросила другая.
— Нашего поля ягода, — сказал один почтальон.
— Кутейник! — прибавила третья женщина, хлопнув его рукой по плечу.
— Ну, обстригем.
— А когда спрыски будут? Позовешь? — приставала вторая женщина и закурила папироску с корешками русского табаку.
— Позову.
— То-то. Мы тебе песенку споем, такую залихватскую!
— Куды тебе! Ты ее, Максим Иваныч, не слушай, она всех молодых скружила да надула.
— Слушай ты ее, дуру набитую.
— Ты хороша, модница… Уж бы не хвасталась… Зачем с Петрушевым таскаешься?
— Молчи, харя! — и женщина плюнула в лицо обижавшей ее.
— Ну-ну! смирно, вшивая команда! — закричал им один почтальон и прибавил Максе: — ты не больно слушай их, нужды нет, что они пасти-то разинули. Ишь, как ревут, во все горло!
— У нас здесь очень просто; все друзья и друг друга не выдаем. Смотри и ты никого не выдавай, — сказал ему Лукин.
Макся узнал также, что все почтальонши и девицы любят, чтобы мужчины называли их барынями и барышнями, и обижаются, если их не называют так.
В первый же день его поступления в почтовый дом ему ночью привелось видеть несколько сцен. Пришла почта. В это время он дежурил в конторе. Почтальон приехал пьяный, его распек старшой за то, что он приехал без пистолета и сабли, и предварительно сдачи почты сводил в баню, где отрезвил его двадцатью горячими ударами розог и заметил Максе, что и с ним то же будет. При этом Макся исполнял, с чувством и достоинством, должность палача.
Его удивило то, что почтмейстер пришел разделывать почту в халате и раскричался на одного почтальона.
— Ты пьян, мошенник!
— Никак нет-с, ваше высокородие.
— Старшой, он пьян?
— Точно так-с.
— Дать ему завтра двести горячих.
Почтальон был действительно трезвый и повалился в ноги почтмейстеру, но почтмейстер прогнал его.
Старшой со злостью сказал почтальону в разборной:
— Уж я же тебе задам! Взлуплю же я тебя!..
— Никита Иваныч, простите!..
— Я покажу тебе, как обзывать меня вором! — И больно зол был старшой, до того, что Максю пронимало при одном его появлении, и Макся всячески старался выслужиться перед старшим.
