На этой должности Макся ничего не приобрел себе; но ему нравилась эта жизнь.
Когда Максю спрашивают об этом периоде жизни, он только рукой машет и советует лучше самим познакомиться с таким бытом.
* * *
Раз его нашли пьяного в канаве через три дня после того, как он вышел из своей квартиры. За это его переслали в губернский город, а там его исключили из духовного звания и препроводили при бумаге в губернское правление.
. . . ..
Пошел наш Макся, как говорится, елань шатать, стал дороги утаптывать. Целый месяц прожил в городе без всякой работы и пил ежедневно водку. Прокутивши со старыми знакомыми все деньги и спустивши с себя все лишнее имущество, он пошел искать себе службы. Послужил он в губернском правлении два месяца по воле, ему дали жалованья три рубля. Макся рассердился и пропил три рубля. Был у него в почте один знакомый почталион, исключенный философ, к нему он пошел советоваться.
— Оно, брат, ничего; служба наша легкая, знай разъезжай; а писание у настакое, что всякий лавочник сумеет вписать что куда следует. Только, брат, у нас начальства пропасть, — говорил ему почталион Лукин.
— Так что, что пропасть?
— Служба наша чисто солдатская: ни днем, ни ночью нет покою.
— Так что, что трудная? лишь бы попасть…
— Видишь ты, друг любезный, какие дела-то: ты будешь на линии солдата.
— Врешь!
— Ей-богу. Ну, да это ничего. Не я и не ты один в почталионы поступаем: у нас полгубернии из духовных напринимано, и почтмейстер-то из дьячков.
— Вот и дело: значит, наш.
— Нынче эта почта, скажу я тебе, притон нашему брату; всякий сюда идет. Даже один протопопский сынок почталионом служит. Только за определение деньги берут.
Лукин посоветовал Максе попросить старшого над почталионами, то есть унтер-офицера, который командует не только над всеми почталионами, но и над станционными смотрителями, а в некотором роде и над сортировщиками.
— А что это за зверь такой — старшой?
— Такой, что вся сила в нем. Как командир над рядовыми солдатами, он делает с нами что хочет: захочет послать меня с почтой, пошлет, не захочет, не поеду. Дал ему взятку, смотрителем попросит сделать; не понравишься, пожалуется почтмейстеру, и тебя переведут в самую бедную контору. Одним словом, сила. Его и ямщики и смотрители боятся, потому что почтмейстер его любит; он всегда при почтмейстере: ходит к нему с рапортом каждое утро и ездит с ним по епархии (по губернии то есть).
— Ну, и доходно?
— Квартира готовая, жалованья нам идет по четыре рубля серебром в месяц да от очередей, то есть от носки писем, получаем рублей по восемь в месяц. В Новый год и в пасху ездим славить по городу и потом делим рублей по пятнадцати и больше на брата. Когда с почтой ездим, нас поят водкой, угощают. Особенно мы отдыхаем и гуляем в уездных конторах.
