Зловещий хохот Сота заполнил фургон, и тварь в клетке под одеялом снова завозилась.
– Ты же сама сказала, что в этой стране мало что способно повредить мне, цыганка! Если ты не соврала, то мне нечего бояться тебя или Страда!
Прежде чем Рыцарь Смерти сделал еще один шаг, старуха выхватила украшенный драгоценными камнями кинжал. Глядя на нее, Сот рассмеялся еще громче.
– Ты хочешь остановить меня этим? спросил он и потянулся к мадам Гирани.
– Я уже сказала тебе, рыцарь, что вистани не чужды магии. Этот клинок заколдован, специально чтобы иметь дело с тебе подобными.
С этими словами вистани взмахнула кинжалом, и его острый кончик проник сквозь звенья кольчужной перчатки. Рана была неглубокой, однако болела и щипала так, словно лезвие ножа было смочено сильной кислотой. От боли и удивления Сот задохнулся – он не испытывал ничего подобного на протяжении трех с половиной веков.
Он не стал вытаскивать из ножен меч – в тесном фургоне его длинный клинок ничем не мог помочь ему, в то время как направленный опытной рукой кинжал мог сделать свое страшное дело. Вместо этого Сот схватил одной рукой клетку с тварью, а другой – сдернул с нее одеяло. Тварь за прутьями заверещала и попыталась вцепиться в него загнутыми когтями, но они лишь скрежетали по стальным доспехам, не причиняя рыцарю ни малейшего вреда.
Мадам Гирани ринулась к выходу, но Сот уже разломал клетку с такой легкостью, словно она была сделана из тростника, а не из толстого железа. Расправив свои голубиные крылья и вытянув перед собой все четыре конечности, вооруженные острыми когтями, раскормленное страшилище ринулось на вистани. Тщетно пыталась старуха отогнать своего недавнего «цыпленочка» молниеносными ударами кинжала. Тварь вцепилась ей в руку и поползла по ней вверх, к лицу.
Сот поднял руку и снял с крюка масляную лампу.
– Вот как я отношусь к вашим темным силам, – насмешливо прогремел он, разбивая лампу о деревянный пол.
Горящее масло расплескалось по сторонам, попадая на связки перьев, на одежду, на разбросанную под ногами старухи бумагу. Загорелось быстро и споро. Пламя иесело перепрыгивало с одного тюка на другой. Сражаясь с тварью, которая рвала когтями ее высохшее плечо, вистани ухитрилась прокричать свое последнее проклятье:
– Пусть поразит тебя проказа, Сот Данргардский! Пусть ты никогда не вернешься в свой Кринн, хотя дом твой всегда будет маячить где-то на горизонте!
Тем временем тварь протянула когтистую лапу и вцепилась в лицо вистани. Плоть под ее когтями распадалась, как под острым ножом, а длинные клочья окровавленной кожи свесились до подбородка. Раскрыв свою слюнявую пасть и закати единственный глаз под низкий лобик, мерзкое чудовище вонзило зубы в сморщенную шею старухи. На мгновение языки пламени заслонили их от Сота, и раздался торжествующий визг. Запах горелого мяса смешивался с тошнотворным запахом пылающей шерсти – это занялись под потолком звериные шкуры.
