Печатал свои произведения Беляев всегда сам на старинной пишущей машинке, на желтоватой бумаге, говоря, что только такой цвет успокаивает глаза.
Замечал я, что после сдачи каждого романа в печать Беляев охладевал к нему, его мысли занимала новая идея. Так, когда работа над «Прыжком в ничто» близилась к концу, Беляев уже раздумывал над другим романом, и он вскоре принес мне несколько глав «Тайги» — романа о покорении с помощью автоматов-роботов таежной глухомани, поисках таящихся там богатств. Роман не был окончен: видимо, сказалась болезнь.
Очень не любил Александр Романович «советов со стороны» о темах новых произведений. Так, помню, один из научных фантастов (это был В. Д. Никольский, инженер-энергетик) с увлечением агитировал Беляева написать роман… о гигантских изоляторах, которые начинала тогда осваивать наша электропромышленность. Беляев откровенно высмеивал такие «социальные заказы», добавляя, что «ежели научная фантастика займется подобными с позволения сказать темами, то ей грош цена! Цель научной фантастики служить гуманизму в большом, всеобъемлющем смысле этого слова».
«Часто бывал я у него дома, — продолжает Мишкевич. — Жил Александр Романович в неудобной квартире на нынешней улице Калинина, на Петроградской стороне. Любил сиживать на подоконнике — широком и большом, ближе к свету и солнцу.
В те годы при Ленинградском доме инженера и техника существовала секция научно-художественной литературы, руководителем которой был историк техники профессор В. Р. Мрочек. Там встречались А. Р. Беляев, Н. А. Рынин, Я. И. Перельман, А. Е. Ферсман, Д. И. Мушкетов, Б. П. Вейнберг, В. О. Прянишников, Л. В. Успенский. Многие из них основали впоследствии знаменитый в Ленинграде Дом занимательной науки — детище Я. И. Перельмана. На секции читались статьи, очерки, главы книг. Читал там куски из своей «Тайги» и Александр Романович».
В 1937 году руководитель секции и ряд ее участников подверглись необоснованным репрессиям, как и инженер-фантаст В. Д. Никольский, тоже встречавшийся с Беляевым. Так сужался круг людей, с которыми общался писатель.
Те, кто встречался с ним, вспоминают высокого худого человека с усталым лицом. Застенчивые глаза за стеклами пенсне, длинные пальцы тонких рук… В те дни, когда болезнь приковывала его к постели, казалось невозможным предположить, что этот неподвижно лежащий человек может думать еще о чем-нибудь, кроме мучавшей его боли. Но он снова поднимался и продолжал работать.
