Антон дождался, пока взгляд должным образом сфокусируется, и продвинулся в глубь пещеры еще на несколько метров. Он пробежался глазами по пустым углам, по черному пятну кострища, кучкам примятого лапника и уже начал разворачиваться.
«А чего тут попусту шарахаться? И так же видно, что его здесь нет».
Тут Антон краем глаза уловил какой-то едва заметный отсвет на полу, в той стороне, где находилась загадочная и, со слов Чеботаря, явно посещаемая кем-то кумирня. Он облизал враз пересохшие губы, подошел поближе, опустился на корточки и поднял с земли очередную находку. На его ладони лежал миниатюрный изящный брелок-нэцке [28] в виде человеческого черепа, на ощупь гладкий и теплый. Из его глазниц струился слабый рассеянный люминесцентный свет.
Антон моментально вспомнил свое странное видение и закрутил по сторонам головой. Он словно ожидал теперь воочию увидеть где-то поблизости худощавого дряхлого манзу с узкой, словно сплющенной птичьей головкой. Но коридор галереи, заканчивающейся тупиком, был, естественно, совершенно пуст.
Антон криво усмехнулся, покачал головой и подумал: «Ну, дед! Ну, мудрило! С тобой не соскучишься. Ну и намястрячил же ты мне здесь декораций по самое не хочу, режиссер доморощенный. Только зачем тебе все это было нужно? — И тут еще одна запоздалая догадка приползла на ум: — Получается, что именно сюда ты меня упорно и тащил по какой-то причине. К кумирне этой просо в чашке и свечки заранее пристроил. Но зачем? С какой целью? Что же, в конце концов, тебе от меня нужно-то было?»
Вопросов снова море, а ответов — ни одного. Да и не хотелось ему больше парить себе мозги всей этой похабной херомантией, подстроенной мутным мужиком.
Антон сдавил свою находку в кулаке, сплюнул сквозь зубы и с чувством процедил, обращаясь к самому себе:
— Все. Проехали. На этом и закончим. Теперь у тебя одна забота — забрать панцуй и рвать побыстрее к дому.
День выдался звонким и погожим. В прозрачном первозданно чистом воздухе была разлита какая-то беспечная, безмятежная благодать, напоенная мягкими лесными запахами. Только груды обломанных веток и поваленные сухие лесины напоминали о том, что еще несколько часов назад тайга стенала, рыдала от боли, терзаемая мрачным всесокрушающим ненастьем.
Антон двигался на северо-запад, где, по его разумению, должна была находиться знакомая речка. Он спустился в глубокую узкую лощину и ступил на попутную зверовую тропу. Солнце подбиралось к зениту, и деревья, пронизанные, простреленные его лучами, почти не отбрасывали тени.
