Светлые глаза доктора напрасно пытались встретиться с глазами офицера.
— Но ведь это не самый лучший способ исправить положение.
— Заткнитесь!
Девочка под навесом застонала снова.
— Господин офицер, но ведь это публичное оскорбление. Ворваться в больницу и муштровать врачей на глазах у больных…
— Рядовой!
— Сэр? — Один из рядовых четким шагом подошел к приемной, угрожающе направив штык в сторону доктора Уайта. Несколько женщин под навесом зарыдали, пряча лица. Офицер кивком указал на врача.
— Давай, доктор, — хрипло произнес солдат, — шагай отсюда, пока тебе тоже разминочку не устроили.
Девочка застонала снова.
— Но… Но это же абсурд!
Никто не мог бы назвать доктора Уайта трусом, но, когда солдат дважды пощекотал его штыком, доктор почувствовал, что героизм его иссякает. И, может быть, прямая конфронтация — не самый лучший способ решения проблемы. Он вдруг почувствовал себя очень старым и очень усталым. Было уже восемь сорок пять, все равно пора на операцию. Медленно, стараясь сохранить достоинство, сгорбленный старый доктор направился к операционной. Открывая дверь, Уайт заметил, как сильно дрожат у него руки. А он-то думал, что за двенадцать лет работы здесь хорошо узнал и страну, и людей. Видимо, он неправ, видимо, никому не дано знать людей.
Доктор Уайт тряхнул головой, стараясь собраться с мыслями, сосредоточиться на предстоящей операции — его ждал больной с тяжелым переломом бедра.
— Экуа! Экуа! — взорвал тишину пронзительный крик.
Кричала женщина — та, что пыталась уговорить свою дочь не стонать. Теперь она трясла девочку за плечи, выкрикивая ее имя. Голос матери рвал тишину в клочки.
— Экуа! Экуа! Аа-а-а! Доктор! Доктор!
В одну секунду доктор Кваину добежал до навеса и склонился над ребенком. Все во дворе замерло. «Разминка» прекратилась. И солдаты, и сестры, начальники и подчиненные — все смотрели на Кваину. Медленно к навесу подошел и офицер, ухмыляясь так, словно все происходящее было лишь очередной уловкой, попыткой помешать ему исполнить свой долг. Доктор Кваину держал в своей большой руке безжизненную руку девочки. Пульса не было. Кваину приподнял девочке веки, потом развел бескровные губы, медленно выпрямился.
— Пять минут назад ее еще можно было спасти. Она была бы жива…
Перевод И.Бессмертной
