Когда часа в два я прихожу сюда, за канатом уже стоит очередь дегенератов, совсем как в Диснейленде, только нет солнца и киосков с газировкой втридорога. Хочется вскинуть руки и завизжать, как на русских горках. Передо мной в очереди женщина в деловом костюме, у бедолаги такой вид, словно ее уволили только сегодня (она отчаянно хватается за дерево в кадке). Перед ней — человек с длинной бородой, на рубашке нарисованные от руки свастики. Там, где начинается очередь, спорят две здешние служащие.
— Это не моя работа, Люсинда, — кричит одна. — Кончай халтурить, а?
— А? Э? Это ты мне, с-сючка?
— Кто это здесь сучка?
— Кроме тебя — никого, стало быть, ты. С-сючка.
— Нарываешься, да? Пойдем поговорим?
— Да пожалуйста. Хоть сейчас. С удовольствием.
Где-то в голове очереди какие-то отбросы общества начинают улюлюкать.
— Ирония судьбы, не правда ли? — говорит женщина с деревом в кадке.
— Что у них есть работа, а у нас нет? — уточняю я.
— Вот-вот, — вздыхает она.
Двух сотрудниц растаскивает длинный сутулый человек в белой рубашке с короткими рукавами и при галстуке — униформа руководителя ниже среднего уровня. «Все, перекур», — говорит он им совсем как мой физкультурник в школе: «Выдохлась, а, Макгрегор? Все, перекур. Положи руки за голову и дыши поглубже».
Я ненавидела спортзал. При любой игре мяч неизменно попадал мне в живот. Как будто у мяча внутри был прицел. Шмяк! Каждый раз. Неудивительно, что у меня выработался условный рефлекс на физическую нагрузку: острая боль в желудке и затрудненное дыхание.
— Давайте, граждане, разделимся, — командует худосочный мужичок из местных. У него неправильный прикус. — Все, кого временно сократили, — направо. Кого уволили — налево.
Иду направо. Кривозубый младший менеджер недоверчиво смотрит на меня. Может, я выгляжу так, будто меня уволили? Может, я выгляжу подозрительно?
Столько анкет не приходится заполнять даже донору почки.
Меня гоняют от одного окна к другому, как на вечеринке — придурковатого гостя, с которым никто не хочет разговаривать. Вместо печатей служащие используют наклейки, а ногти у них длиннее цанговых карандашей. Они непочтительно жуют резинку, таращась в спину своего начальника.
Я смотрю в пол и стараюсь не встречаться с ними глазами.
— Вам нужен голубой бланк, — говорит бабулька в окне номер два.
— У меня есть голубой бланк, — отвечаю я.
— Не такой голубой бланк. Такой голубой бланк, — она показывает точно такой же бланк.
— Но разве это не одно и то же?
